В Ареса — и не слышала его совсем. Слышала только прошлое: вот он приподнимает голову, тихо выскальзывает из-под одеяла… торопливо бросает кому-то на пороге: «Кропи!» Касается ее плеча, кладет под щеку душистое яблоко, шепчет — «Прекраснейшей…» — и шагает торопливо, не оглянувшись… куда?
Жены ждут мужей с битвы. И потому я не хотела становиться ничьей женой — чтобы не узнавать этого чувства беспомощности.
Гера говорила: Кора ждёт отца. Как она вынесла это — столько лет? Если даже несколько часов — неопределённости, скованности…
Ты — Мудрая, — искривились губы. Ты должна.
Так будь мудрой и жди.
Секунды показались днями. Минуты — годами. Час — столетием.
Арес шагнул из воздуха прямо на арену — на выглаженный, ждущий нового поединка песок. Афина открыла глаза и рванулась было к мужу, но — Мудрая — остановилась и вгляделась.
Он шел с усилием — стиснув зубы, глаз не видно из-под черных, спутанных прядей. Брел, подволакивая правую ногу: на ноге была глубокая рана, воздух тут же пропитался запахом ихора. Оружия при Аресе не было. На руках безжизненно лежала Кора… Персефона.
Бывшая подруга, теперь уже мачеха.
— Война… началась, — сипло бросил Арес, не доходя до нее. — Уже началась.
Передал ей Кору: руки Афины — руки воина — легко приняли ношу. Шатнулся, удержал равновесие, опершись на плечо жены, она взглянула коротко — и увидела оставшееся: очень измотан, дышит тяжело, по острым скулам сползают капли пота. И еще бледность, и еще что-то страшное, о чем лучше — потом…
Остатки гнева на взбалмошного мальчишку, который ночью кинулся не пойми в какую ловушку, рассеялись.
— Что с ней?
Кора тоже была бледна. Гиматий и хитон порваны, испачканы в хитоне и грязи. На руках — царапины. К груди она крепко прижимала знакомый шлем — легкий, стрельчатый, серебристый. Еще сжимала какие-то листья или траву.
И — то же самое, что у Ареса, только отчетливее, звонче. Печать ужаса от увиденного.
— Испугалась, — скривился муж. — Устала… Обессилела.
— А с тобой?
— И со мной.
Остановился перевести дыхание: казалось, даже идти к дому — и это отнимает силы. Усмехнулся слабо.
— Вижу, слуг убрала. Хорошо, царица моя. Может, твоей мудрости хватит на то, чтобы справиться с этим…
В доме Афина сразу же затолкала мужа на женскую половину. Пристроила Кору на ложе в гинекее, Ареса заставила сесть. Раненым воинам — особенно тем, которые принесли дурные вести — помощь всегда важнее, чем случайным жертвам.
Призвала полотно, втиснула в слегка дрожащую руку мужа кубок с нектаром, сама стала промывать и перевязывать рану: ихор не желал униматься. Попросила тихо:
— Теперь подробно. Все как было.
Арес длинно выдохнул сквозь стиснутые зубы.
Рассказывать он не любил, не умел: сказывался порывистый нрав. Рассказ разлетался, будто куски щита под ударами копья. Дробился, рассыпался.
Ночью не спалось. Почему? Потому что. Может, мысли, может, предчувствия, может, скорбь об Афродите, которую где-то там выдают замуж. Не смотри так, моя царица, это шутка. Так вот, не успел еще задремать, как услышал зов Коры. Не зов — просто отчаянный крик, полный ужаса. Крик тянул, звал за собой, и воздух с готовностью изламывался под шагами, готовился пропустить — Хаос знает, куда. Он понял — нужно идти. Понял — может быть опасно.
— И приказал Гипносу усыпить меня, — ровным голосом прибавила Афина, накладывая на рану целительную мазь. — Вместо того, чтобы…
— … поступить мудро.
Арес развел руками. Показал: мол, хочешь прибить — давай.
— А ты бы меня разбудила?
— Еще чего, — отрезала Афина, — понесся бы в драку, не разбирая дороги. Хаос чего бы натворил.
А про себя подумала: нет, не из-за этого. Это ведь одна и та же кровь у нас в венах. Аида Странника.
Аида-Одиночки.
Отец все всегда стремился делать сам, даже вот борьбу с Посейдоном свел только к одной жертве. Наверное, нужно от этого отвыкать.
Арес молчал и потирал лоб — пытался найти слово, которое объяснило бы все. Потом нашел. Откинулся в кресло устало. И выдохнул:
— Флегры…
«Флегры. Флегры. Будет. Будет», — затукало было сердце, потом дрогнуло было — сменило ритм: «На-ча-лось…»
Флегрейские поля — когда-то плодородная почва на берегах вулкана. Вотчина Геи-Земли, в которой…
— Она опять родила? — спросила Афина — и получила кивок в ответ.
— Кого?
— Войну, — ответил тот, кого когда-то назвали воинственным. — Войну… царица моя.
Взял ее пальцами за подбородок — и распахнул взгляд, впуская туда — на черную, выжженную пустошь нового сада Геи.