Мстить плесени — насмерть.
— Ты успел увидеть — чем они бьют?
— Вообще ничего особенно не успел. Собираешься проверить, царица моя?
Качнуть головой — не хотелось бы. И вообще — давай уже… тише.
За скалами, по осыпям и мягкому пеплу. Между костей животных, смертных… может, и богов. Тихо… тихо…
— Вот.
Трава кажется знакомой: продолговатые, темные листья. Горьковатый аромат. Только пальцы Коры стискивают запястье все сильнее. Девочка шагает в траву, оставляя их с Аресом видимыми — и ее пальцы перебирают, колышут стебли.
— Постойте, это же не то, не то…
Прожилки листьев горят не серебром — багрецом.
— Не то место, — бормочет и Арес. — То было к северу, вон там.
— Взгляну, — шепчет Афина и под прикрытием скал пробирается на север.
Воздух скрипит на зубах, давит грудь, сыплется внутрь прогорклым пеплом.
Смотреть не на что — на севере выпаленная земля. Остатки стеблей разлеглись между трещин на почве, из которой выпили все соки. Земля отдала что могла. Растения тоже.
Теперь вернуться туда, где Кора бродит по колено в «не-тех» цветах — если не те, почему из Земля вообще вырастила?
— Поздно, сжали урожай. Может, конечно, еще не выпили, сложили где-нибудь…
Осмотреть котлы? Подойти к кострам? Это значит — нужно близко, совсем близко… Арес качает головой, в запальчивости открывает рот: не позволю.
— Ты после раны, — шепчет в ответ она. — Будь здесь. Защищай её.
Кора-Персефона мимоходом сует ей в руки отцовский шлем. Без страха отдает невидимость, усмехается взрослой, безразличной усмешкой — кого другого защищайте… Потом отворачивается. Бормочет что-то траве — или спрашивает у нее? Афина Мудрая принимает шлем и становится — Афиной Невидимкой.
Сандалии почти не оставляют следов на легком, сыпучем пепле. Храп Гигантов валит с ног, еще сильнее валит с ног вонь: сладковатый запах падали, смрад немытых тел, запах чего-то горелого — нарастают с каждым шагом. В огромном костре валяются части целых деревьев, куски плоти — вот торчит копыто сатира, а вот нежное предплечье нимфы…
«Мать-Гея, — шевелятся губы. — Что ты сделала, что ты сделала?!»
Перевернут котел — душистый отвар со знакомым запахом утекает в землю, последние капли. Наваливается дремота: ну, конечно, там же Гипнос в воздухе — и на плечи будто падает остров Флегры. Вздор — я выдержу, выдер…
Плывут косматые тела, запрокинутые шеи искусно подставляются под меч — нет, нельзя, теперь уже правда, их не возьмет простой удар, теперь уже — только знания. Соберись, Мудрая. Смотри, Мудрая. Вглядывайся в лица, тела, оружие. Пытайся понять — чем бьют?
Перебирай, будто отточенные клинки в оружейной.
Они и есть отточенные клинки. Серпы, которым предстоит сжать бессмертных: неуязвимые, неотвратимые, порожденные плодоносностью Земли… и Тартаром.
Великая Бездна распахивает приветственный ощер за каждым из них — Хаос, как же просто, Мать-Гея, разозлившись на своих внуков и правнуков, собирается освободить своих детей. Те, которые — в Тартаре. Те, которые ждут.
Бездна смеется, лезет в глаза Мудрой: гам! Гам! Раскрывает рот там, за плечами спящих детей, будто голодающий птенец. И нужно встряхнуть головой, убрать из груди липкий ужас, нужно — понять.
Тартар нельзя открыть, пока за ним стоит воля его царя. Пусть себе царь шатается где-то между смертными: великая Бездна будет закрыта, пока такова его воля. Пусть себе на подземном троне разместился кривляка-Мом — все знают, кто одолел Посейдона. Все знают — чье это место.
Сейчас Тартар держит еще и Зевс — после ухода брата в Стикс Владыка Олимпа может распоряжаться и подземным миром как своей вотчиной. Но Зевс — легкая задачка. Вот лежит и спит решение — яростное, с трезубцем, с крыльями. Оружие против тирана-Громовержца.
Но Тартар… Тартар не откроется просто так даже если и Громовержца не станет. Значит, должен быть ключ. Должен быть…
Ноги врастают в землю.
Афина стоит и смотрит на молодого Гиганта — не огромного, просто высокого, мускулистого. Тот спит тихо, тревожно — укутавшись в пятнистые шкуры. Лицо скрыто черными волосами — только проступает неявно острая скула. А пальцы сжимают оружие. Древнее, потертое, знакомое оружие, от которого сразу же нужно отвести взгляд — будто это оружие тут же проткнет горло. И уходить, уходить быстрее, не задумываясь, обо всем можно подумать после, а теперь — бежать отсюда…