Пожатие плечами она определила на слух.
— А чего б нет. От нас подозрения отвести. Пусть Гея погадает — какие подземные гости и зачем к ней шастают. Повезет — еще с Гекатой или Нюктой передерутся.
Одна кровь, — вспомнила Аида сумрачно. Бьющего в спину. Пусть себе — разные матери, только…
— Это было мудро.
— Ну, надо ж мне было хоть чего-то нахвататься. Не только — на мечах…
Путь кажется бесконечным. Минуты застыли — не хотят бежать, воздух колышется вязким, колдовским варевом. Ничего, Арес же шел. Еще и раненый, еще и Кору нес. Ничего.
Путь вдвоем — легче.
— Что там с той травой?
— Разобрались. То есть, Кора разбиралась, я все больше смотрел — где там ты. Заставила увянуть, а после вырастила похожее — но не то. Думаю, не разберутся. Только вот они ведь выпили отвар, да? Из той травы, которая дает неуязвимость от бессмертных?
— Выпили.
— А эта травка была иной. Давала неуязвимость от смертных. Понимаешь? Так что смертный, может, и смог бы их одолеть, только где ты возьмешь такого смертного?
Невидимый голос, который Афина так часто слышала, засмеялся за плечами. Предложил: а давай кого-нибудь из сыновей Зевса в герои возьмем. Вон у него, много сыновей, можно даже всех собрать — вдруг на что-то сгодятся?
— У них отец — Тартар, — прошептала Афина в ответ. То ли Аресу, то ли отцу, голос которого слышала. — Гея хочет с их помощью освободить сыновей.
— Скверно, — сказал Клименид и чихнул.
— Там есть двенадцать… оружие против каждого из нас. Тебя. Меня. Зевса. И есть один. Который может открыть Тартар. Который…
Арес сжал ладонь, прося помолчать. Понял, мол. Догадался — против кого оружие этот, который один. Который не будет участвовать в битве и шагнет прямо с Флегр — открывая врата Тартара.
Который неуязвим — ибо не может быть уязвим тот, чьи пальцы сжимают гладкий, вытертый металл лука Урана.
Муж молчал долго — час, два, три. Только поглаживал ее ладонь пальцами, будто рукоять меча ласкал.
Заговорил, уже когда они достигли окраины Флегр — и сделали шаг по-божественному, изламывая мир вокруг себя. И упали в вечерние тени, в душистые травы у своего дома.
— Значит, — сказал муж, тяжело дыша, — значит, здесь нужен тот, кто мог бы принести им смерть. А потом уже — наше дело. Смертный… герой.
Афина глядела в поблескивающее звездами небо. Звезды мигали, суетились — видно, строили созвездие героя. Самой фигуры не было видно — проступала только сложенная из звезд тетива.
— Нет, — заговорила Мудрая со странной уверенностью. — Не смертный герой.
Смертный лучник.
МОНОДИЯ. ПЕРСЕФОНА
Жизнь подземного страшится:
Недоступен ад и тих;
И с тех пор, как он стремится,
Стикс не видывал живых;
Тьма дорог туда низводит;
Ни одной оттуда нет;
И отшедший не приходит
Никогда опять на свет.
Однажды Аполлон показывал ей оракул. Свой храм в Дельфах. Расселину, из которой поднимался ядовитый пар — свивался в диковинные пары и плыл, плыл… Она ёжилась, слушая бормотание пифии, а Аполлон улыбался покровительственно: «Не бойся, на бессмертных этот туман не действует». И потом еще не мог понять: почему она дрожит? Почему прижимается к нему?
В клубах тумана стояла тень. Худая, будто изглоданная кем-то, высохшая, с безумными гноящимися глазами. Тень тянула костлявую руку, разевала рот в безумном крике — и на запястьях у нее были следы от цепей.
— У меня нет детей, — шептала тень и всё пыталась дотянуться дрожащими пальцами. — У меня нет детей, а я так хотела. Но она изгнала меня и родила сама. Ты представляешь это — никогда не иметь детей?!
Нет, — хотела она сказать. Не представляю. У меня непременно будут дети. Но мне тебя жаль. Кто обидел тебя?
— Моя сестра, — шепчет тень искусанными губами. — Сестра, с которой мы родились в один день. Она решила, что мне не место в мире. Растерзала меня и обрекла то, что от меня осталось, на вечное заточение. На вечное заточение среди чудовищ и бед. Ты представляешь, что это — вечное заточение?!
— Нет, — покачала она головой. Рядом со мной мой возлюбленный, и я могу радоваться солнцу, и так будет всегда. Но мне очень, очень тебя жаль. Могу ли я помочь тебе?
— Сможешь, — шепчет тень со впалыми щеками, с язвами на ногах. — О, ты сможешь, Персефона, ибо лишь та, кто уничтожает разрушение и приносит весну может победить ее. Потому что весна всегда приходит с моим именем!