— Пф! — возмущенно машет крылом. — Чтобы царице! Власть! Пока муж в отлучке! Да вы хоть знаете, как наш мир с царями-то обычно? А тут — жене такое!
Персефона молчит. Не хочется сыпать впустую словесную шелуху, говорить, что это значит лишь одно: мир признал нового царя так, как не признавал еще никого. Не за месяцы, не за годы — в несколько минут.
Потому что никто раньше не пытался жертвовать собой ради мира.
Ифит глядит встревоженно. Он ничего не говорит, но кифара у него под пальцами выплескивает из себя предвидение. Осторожно, царица подземного мира. Мом-Насмешник не глупец Он поймет, почему у него нет власти. Поймет — и…
Арес хмурится.
— Элизиум — дрянь, конечно, — говорит с ноткой раздражения. — Только у нас тут скоро Тартар в гости заглянет. Точнее, уже заглянул в гости — к Гее-Матери, а она и родила от большого-то счастья.
Потом рассказывает Афина. Скупо, кратко, сухо — и от этого выжатого, обесцвеченного пересказа всёкажется еще страшнее. В рассказ Афины не прокралась гарь от сожженных навсегда Флегр, не пролезло видение бесконечной дороги. Но они где-то там, притаились неподалеку. Ждут, когда можно будет — без промаха…
— …смертный лучник.
— Так из смертных много кто хорошо стреляет, — хмыкает Гипнос. — Эврит, к примеру, царь. Или пара десятков сыновей Зевса — ну, знаете, последних. Или…
Или.
Тяжкое молчание повисает между присутствующими. В молчании — понимание.
А в горле — ком.
Его не могут найти три года, — хочется крикнуть Персефоне. Три года назад он шагнул из Стикса — и я искала его, и не могла его найти. Я вижу по лицу Ареса — он тоже искал. И Гера. И Ифит со своей музыкой. Даже Убийца — и тот искал, вглядывался — вдруг мелькнет рядом с умирающими…
Нет.
— Искали не только мы, — говорит Ифит тихо. — И недруги тоже. И олимпийцы, — олимпийцев он все же к недругам не отнес. — Но найти между смертных трудно. Словно найти гальку на берегу.
Невидимка — всегда невидимка. Пусть себе без шлема — найдет, где скрыться.
— Плохо, значит, искали! — фыркает Гера. — Уж я-то его знаю: залез себе в какую-нибудь пещеру, сидит, и…
— А если вдруг война? — вскидывается Арес.
— Что — война?
— Если вдруг… ну, скажем, война между смертными. Явится?
— У смертных постоянно войны. Тебе ли не знать. Сколько там случилось только за три последних года? Ты там отца видел?
Арес разводит руками: не было такого.
— Я мог бы попробовать… сочинить песню, — вступает тихо Ифит. — Если… нужно.
И никто не смеется. Слишком многие помнят о том, какая сила заставила ворота Олимпа распахнуться, а дорогу — покорно стелиться под ноги новому господину.
Только Убийца цедит углом рта:
— И как вы собираетесь скрыть этот поиск?
Афина кивает — верно, верно. Нелегко искать кого-то, когда по пятам идут те, кто тоже желал бы найти. Но вряд ли для доброго.
— К чему скрывать? — это уже опять Арес. — Шлем ему на голову, да и…
Спор крепчает, отращивает головы. Гипнос возмущенно хлопает крыльями: ага, ага, шлем на голову, спрятать… А если братец Мом его — до того, как шлем на голову? Или Зевс? Или кто там еще гоняется за бывшим Клименом Вседержителем? Может, вообще другого смертного стрелка поискать? Арес возражает: стрелка подыщем, а войска кто возглавит? Ну, то есть, можем и мы с Афиной, но все-таки… Гера отметает взмахом ладони: вы-то всё можете, только вот тут уже такое начинается, что под силу только одному разобраться. И не забывайте про этого, как его… Гиганта, который погибель для Аида. Нужно возвращать невидимку.
Провидящий грустно ухмыляется — а как ты его вернешь, если никто… Ифит хмурится — план вынашивает. Отстраненно смотрит в сторону Гестия — тянет руки к огню.
Персефона прячет руки в одежды — чтобы не выдавали дрожь. Потому что это неправильно. Нельзя так. Осталось еще шесть лет до срока, она уже смирилась, что никто не сможет его найти, потому что от их разговоров нарастает внутри боль, и кажется — вот он, проклятый невидимка-без-шлема, на расстоянии вытянутой руки.
Только не дотянуться.
— Может, все же — если война…
— Не война.
Это звучит голос мудрости. Тихий — но споры тут же прекращаются. Все глаза, все взгляды — на Афину. На губы с легкой усмешкой, на непокорную прядь.
— Не война. Нам нужно то, что уже сработало один раз. И что не вызовет подозрений.
И — с небрежным широким жестом, будто истину с небес:
— Состязание!
И тут уже все заговорили разом: нужно организовать так, чтобы не поняли, что это они… да и условия повкуснее, чтобы побольше лучников собрать… А если Аполлон тоже явится, спрашивается?! То есть, когда явится. Значит, что-то надо делать с Аполлоном, и отвлечь Зевса, и Мома тоже надо бы…