Усмехнулась мгновенно, остро. Будто вспомнила что-то. Пальцы сжали воображаемую тетиву, отпуская невидимую стрелу на волю.
— А у этого к тому же еще были свидетели. Поверь, если я что-то помню о нраве брата — он не успокоится, пока не отомстит. Наверное, если бы не музыка Ифита — Зевс отыгрался бы и на мне… за один давний случай. Останавливает его только мысль о потере трона… и о бунте в подводном мире.
Странно, что она не сказала этого на общем совете, — подумала Персефона. Впрочем, может, она говорила это Афине или Аресу много раз.
— Ты не задавался вопросом — почему Аполлон так часто появляется на Олимпе, хотя Зевс заявил, что хочет видеть сына наместником в море? Сребролукий не любит море.
Подземный фыркнул.
— Блондинчик умеет любить лишь самого себя. Но чтобы править — любить необязательно.
— В небе — может быть, — откликнулась Гера неторопливо. — У вас, под землей… тебе виднее, Железносердный. А море иное. Оно признает своим правителем лишь того, кто породнился с ним сердцем. Зевс любил его, он любит все, что дает власть… но недостаточно: настоящим Владыкой он так и не стал, все оставался словно бы и не на своем месте, да еще и об Олимпе мечтал. С Аполлоном еще хуже. Отец не доверяет ему. Морские не желают покупаться на его обаяние. И даже нереиды находят его песни фальшивыми. Аполлон даже посылал к Прометею — пять лет назад. Спрашивал, кто будет править морем. И Прометей сказал — Кифаред.
— Понятно, — немного помедлив, вымолвил Танат.
Персефоне представились пальцы на струнах кифары. Тонкие, живые, нежно гладящие струны — будто ласкающие морские волны…
Не пальцы Аполлона. Другие. Кифареда Ифита, морского, внука Нерея… и сына Аида. Плоть от плоти моря. И плоть от плоти Олимпа.
— Ифит любит море, а оно любит его, — Гера говорила устало, проговаривая уже сотню раз сказанное. — Морские видят в нем своего царя — пусть даже он не хочет власти. Но если Зевс попытается ему навредить — морской мир взбунтуется. Зевс понимает это — и не хочет начинать новую войну. Но неужели же ты думаешь — он не ищет путей тихо сбросить меня и Ифита в Тартар? Нам трижды пришлось менять дома за последние два года: слишком много шпионов и тех, кто хотел бы ударить в спину втихомолку. Гестии не будет покоя у нас. Рядом с нами он отыщет ее быстрее. И у Афины с Аресом. И у Прометея. Она беззащитна, пока не за щитом — не за-мужем. Пока она просто его похищенная сестра — а он глава рода и может решать ее судьбу. Забрать обратно и заточить в подвалах. Или выдать замуж, за кого ему вздумается. Или…
Вспомнилось — голова золотого змея медленно ползет из травы… к желудку подкатил клубок тошноты.
Танат опустил голову.
— Я не могу, — сказал глухо. — Ты видела Элизиум?
— Слышала, — хмуро отозвалась Гера. — Когда твой братец лез в дружбу к мужу… к Аиду. Болтал про это. Про то, как отец хотел создать себе вотчину и попытался сотворить идеальный мир. Подробностей Гипнос не рассказывал, только вот я знаю отца. Представляю, чем там могло кончиться.
— Не представляешь, — отрезал бог смерти.
Молчание опять пришло, затопило — тяжкое, душащее. Геру окликнул от дома Ифит — родилась какая-то новая идея. Бывшая царица поднялась со скамьи, бросила коротко: «Думай как следует, подземный» — и была такова.
Танат шевельнулся. Поднял подбородок, будто решил вдруг полюбоваться на овец Нефелы. Или думал: взлететь бы, убраться на край света… Только вот — куда уберешься, когда и без того на краю?
— Тебе нужно учиться подслушивать, царица. Дышишь слишком взволнованно.
Голос подземного догнал неожиданно. Но Персефона не смутилась. Медленно потянула с головы шлем. Подошла, вгляделась — до этого ведь даже и лица не видела, все отворачивалась: мороз по коже…
Хотя чего бояться — после прогорклого пепла Флегр? Ну, на Гипноса похож. Красивый — если бы еще не жесткость и заостренность черт. Хотя пусть уж лучше так, чем как у Аполлона. Глаза…
«Не гляди! — испуганно вскрикнул голос матери в голове. — Чудовище, чудовище!»
«Не вижу чудовища, — мотнула головой Персефона. — Воина вижу. Мечника тоже вижу. Изгнанника. Нелюбимого сына. Брата без братьев и сестер. Жениха вот вижу — за невесту свою тревожится. А чудовища не вижу. Не хочу, наверное».
Подземный моргнул. За кинжальной остротой взгляда проступило удивление. Не наведалась ли к девчонке Лисса-безумие? Олимпийка и без того многое видела за последние сутки…