Выбрать главу

Кифареда, — вкрадчиво шепчут Мойры — не явились на совет, а вот, вползли без спроса. Пророчество своё притащили — гнусное, недавнее. Тебя свергнет Кифаред.

И ты слышал его музыку. Видел, как ее волны захлёстывали Олимп. О, Мойры не зря не сказали — сын. Аполлон рядом с этим милым мальчиком, сыном вора, — не более чем горлодёр из таверны. Против них — Музыки, и Мудрости, и Войны, у тебя… трезубец? Власть Олимпа? Поддержка детей (Аполлон только и смотрит, как сесть на трон, Гермес дружен с Гипносом, Дионис вечно навеселе, Гефест… а, что о нём говорить!)?

Громовержец взмахивает рукой: ну конечно, на него надежда. Он — велик. Грозен. Непобедим. Громовержца не пугает даже то, о чём вы не можете заикнуться. Слово, которое комом застыло у его родни в горле.

Громовержца не пугают Флегры.

— Что там Флегры?

Гебу, кажется, тоже не пугают. Сидит, показывает зубы — чего бояться! Вон, отец над всеми богами стал — небось, защитит!

— Гиганты не осмелятся на нас двинуться, — машет рукой Громовержец. — Я же уже говорил.

И усмехается в ответ на недоверчивые взгляды, восхищенные взгляды, испуганные взгляды…

А сам бросает предупреждающий. На жену — Деметру.

Только посмей вспомнить, мол.

О Флеграх весть принёс Гермес — месяца три назад (и от воров иногда толк бывает!). Рассказывал, щурился: занесло на Флегрейские острова, а там — ужас несусветный, новая раса, Гиганты! Непобедимые. Собираются воевать с Олимпом (еще бы им не собираться воевать!).

Непобедимость Зевс осмотрительно проверил — запустив к Гигантам в логово пару божков помельче. Посмотрел — и обрадовался. Действительно, сильные. Действительно — неуязвимые. Страшнее любой стрелы…

И им, наверное, нипочём любая музыка.

Что тут огорчаться, если под ногами валяется готовое оружие.

Вопрос только — как правильно воспользоваться.

— Поговори с Геей, — сказал он тогда жене. — Выясни, на что она гневается. Скажи: это всё Аид. Он заключил ее детей, титанов, во мрак. Но я — не он. Скажи: я охотно с ней договорюсь. Я ведь выпустил её сыновей — Циклопов. И другие её дети… скажи, что они смогут жить в мире с нами.

Сам к Матери-Земле он не сунулся. Знал: она безумна. Иначе не родила бы Гигантов.

А на что она гневается — он знал и так. Вор-Климен отправил в Тартар не только Крона — об этом он догадался давно.

Жена вернулась печальная и задумчивая, сказала: «Она услышала. И просила передать, что смотрит… и слушает. И ждёт».

Тогда он стал бросать Гее-Земле подачки — будто бешеной собаке, чтобы не кинулась. Смертные ранят тебя, о Великая, — говорил он устами Деметры. Бороздят плугами, выпасают на тебе стада. Смотри, я сделаю так, что смертных станет меньше. Смотри, я открыл сосуд Пандоры (а что от болезней может умереть один клятвопреступник… какая разница). Смотри, я для тебя устраиваю войны (а что во время войны может умереть один клятвопреступник… кто узнает?). Смотри, я для тебя разрушил все его алтари. Смотри, я ищу его самого, чтобы и его самого не осталось — ну как тебе, о Великая?

Хочешь, я сделаю что-нибудь еще? Например, договорюсь о том, чтобы Мом освободил нескольких твоих сыновей из Тартара. Сам схожу за ними. Мне несложно. Всё равно они пока что безумны и не меньше трех десятков лет им нужно будет отлёживаться в пещерах… отсиживаться на краю света в компании верных жён. Мне ничего не жаль для тебя, безумная Мать-Земля.

Однажды ты дала моему брату-вору лук Урана. Мне ты дашь гораздо больше. Неуязвимых Гигантов — мою армию.

Неуязвимых, конечно, до срока — пока я не решу, как с ними можно справиться. С ними и с тобой, бабушка. И со всеми, кто будет угрожать моему правлению.

А пока что Гиганты пусть посидят на Флеграх до поры. А родня пусть восхищается своим бесстрашным предводителем: есть за что…

Аполлон встаёт — подёргиваются нетерпеливо пальцы на кифаре.

— Прости, отец, но я хотел бы успеть к началу состязания.

— Оно-то, конечно, стрелять — не морем править! — подмигивает Дионис — и тут же выцветает от взгляда Сребролукого. Потому что действительно — притча во языцех. Стрелять у Аполлона получается точно лучше.

Взмах рукой — неторопливый, вальяжный:

— Я поставил бы на тебя, Аполлон, но это бесполезно. Все знают, что ты и так будешь победителем.

Особенно если опередишь тех, кто устроил эти состязания. Войну и Мудрость. Очаг и Музыку. Пламя и Смерть (во рту — кислит воспоминание о двоих, которые осмелились встать против него. Ничего, встретимся ещё).