— Не стану карать, — уточнил тихо. — Слишком хорошо знаю брата. Он всё равно доберётся до тебя раньше и придумает страшнее.
От ненависти Мом раздулся — дохлой лягушкой под солнцем, в два раза. Рыжая лягушка, рот до ушей перекошен. Квакает:
— Так-то ты, значит? А ты знаешь, Кронид, что ты следующ… следующ…
Захрипел, зашипел, ещё надулся — вздулись жилы на шее и лбу, полезли глаза на лоб, только крик остался — высокий, сиплый:
— Ты следующ… следующ…. а-а-а-а-а!!
Еще раздулся, еще — с пронзительным, выворачивающим воплем. И вдруг лопнул — только брызнуло. Зевс едва успел за колонну шагнуть.
Мрамор, золото, тонкая резьба — оказались забрызганными, загаженными. Запах пошел — будто не в царском дворце, в нужнике стоишь. Зевс поморщился, осмотрел трезубец — как, без изъяна? Хорошо.
Добрался, значит, Старший до подданного — в своем праве. В полной силе. Мир сходу признал Владыкой. И мстительности столько же.
Натуру Стиксом вряд ли изменишь. Значит — все такой же вор, все такой же лжец. Полезет опутывать речами, очаровывать всех справедливостью и жертвенностью.
Сам тайно двинет войска — чтобы ударить в спину.
«Ты следующий! Следующий!»
Страха больше не было — настоящим Владыкам он неведом.
Владыки берут то, что принадлежит им. Своего не отдают никогда.
Войско Старшего не успеет начать войну. Сам он — не успеет объявиться среди богов.
Всё, толкнули камень с горы — покатился. Обещания Гее, открытый сосуд Пандоры, войны среди смертных и поход в Тартар — все слились воедино, одно вылепилось: Флегры. Новое оружие. Новая армия.
Время тебе сделать что-нибудь для настоящего Владыки, Мать-Гея.
— Она… она хочет тебя видеть.
Зевс остановился в коридоре своего дворца. Вскинул брови, посмотрел на жену. Подумал: быстро же слухи разносятся… Или Мом уже всем успел растрепать, пока сюда полз?
Хотя кто там знает Мать-Гею — ей могли и Мойры рассказать, и кто угодно.
Кивнул — хорошо. Говори — где Владыка может побеседовать с Матерью-Землей, жена. Так получилось, что я тоже хочу ее видеть.
Время получить настоящее оружие.
— Не так, — прошептала она. — Всё началось не так.
Зевс стоял, смотрел с холодной скукой. На то, как она вздымает руки с утеса навстречу волнам. Как хрипло выкрикивает проклятия кому-то невидимому. Как когтит руками воздух, ломает пальцы, как ветер развевает когда-то пышные волосы… надоело.
Надо бы повернуться, уйти. Покарать Деметру за то, что не сказала — кто так сильно хочет его видеть.
С матерью он старался не встречаться — какой смысл бередить старые раны? Пеон сказал — это нельзя исцелить. Лисса жала плечами, говорила — не ее работа. Мол, Звездоглазая Рея безумна от горя.
Когда он стал Владыкой — сделалось как-то неловко. У царей не должно быть безумных матерей. Чтобы не было, о чём лишний раз судачить недоброжелателям.
Так пусть себе рвет волосы и поет песни с волнами: каждому — своё.
— Я боялась… — она протянула руку к нему. Отдернула, будто обжёгшись о зарницей блеснувшие волосы. Потом снова протянула. — О сын мой, я боялась. Боялась мужа, боялась… хотела отнести сына ему. А потом услышала ее голос… лживый голос. «Не отдавай младенца мужу. Заверни в пеленки камень, а младенца спрячь». И я послушалась, и отнесла моего мальчика… на остров Крит…
Зевс стоял молча. Чувствовал, как ветер рвет волосы, полосует щёки, пытается унести хитон, и волнуется море — то, которое он так долго усмирял ударами трезубца.
Будто хочет отступить и не слышать тайну.
— Она забрала моего мужа! Забрала моего мальчика! Моего Климена! Породила… этого… это…
Тоже ненавидит, — понял вдруг Зевс. Оттого и явилась тогда на пир к брату — швырнуть ему в лицо проклятое пророчество. Ненавидит за то, что ослушался, за то, как закончил. За то, каким стал.
Может, стоило наведываться к матери почаще. Была бы одна ненависть — на двоих.
Кто только эта она, о которой шепчет Безумноглазая Рея?
— Мудрая дура! Всеведущая, на самом деле не ведающая ничего. Она сказала мне… но я же знаю: это тебе было суждено. Возмужать на Крите. Стать первым из братьев. И на трон бы сел настоящий Владыка. Ты бы сверг отца… ты бы сверг его иначе, правда же? Ты бы не стал вот так… И всё было бы хорошо…
Да, кивнул Зевс. Вот ты и подтвердила то, о чем я давно знал, мать. Это я — не он.
Улыбнулся ласково, принимая материнскую ласку — и Рея то гладила его по щеке: «Это ты, ведь правда? Это тебе было суждено…» — то шептала всё кому-то: «Ты! Похитительница сыновей!»