Выбрать главу

Аполлон, наверное, решил вернуться с состязания пораньше. Впрочем, нет, вон как лицо перекошено. Тем самым страхом, пробирающим до костей одинаково — подземного Мома, и лучника Аполлона, и Владыку Олимпа: вернулся.

— Море предало нас, отец, — чуть подрагивают пухлые губы. — Нет, я не был на состязании. В конце концов — есть ли смысл стрелять, зная, что победишь? Всё последнее время я пытался узнать. О заговорщиках. Их союзниках. И их войсках. И теперь я узнал, почему так долго не мог их найти.

Вечный аэд (постоянно у сына за плечами) что-то не поднимает голоса. Не поёт ни о чем славном и величественном.

Боится, наверное. Холодных слов, далёких от поэзии.

— Нерей и остальные… готовы стать на его сторону. Всё это время прибывали корабли… к острову Коркира. Их войска. Его войска. И морские скрыли это… помогли им.

Зевс кивнул — почти что благосклонно. Не удивился. Аполлон в последние месяцы ходил мрачнее тучи, говорил — с ним не считаются в подводном мире. Ну конечно, как тут будут считаться, когда у них есть — Ифит, внук Нерея и сын Климена. Свой. Морской.

Свергнувший Владыку Олимпа и имеющий право на морской престол.

В глазах у сына темной змеей пригрелась знакомая ненависть: «Вор!»

— Хорошо, — сказал Зевс. Аполлон вскинул брови, поглядел недоуменно: хорошо?

Очень хорошо.

Коркира. Укромный остров.

Там немного смертных. Зато хороший порт. В самый раз — испытать новые силы. Вернуть под владычество морской мир. Показать брату: всё знаю о твоих союзничках и готов ударить первым.

Ударить первым, наконец-то сделать что-то быстрее, красивее, лучше…

Пальцы стиснули трезубец.

— Очень хорошо. Как ты думаешь, сын, не нанести ли мне небольшой визит на этот остров? По-братски.

— Собрать войска? Я скажу сестре…

— Не нужно.

За все эти годы — сколько раз собирал войска Климен? Нисколько. Все решал сам: подползал, будто змея, разил в спину. И разве не меня когда-то прозвали Истребителем Чудовищ, сын?

Пусть там не чудовища — предатели. Их я истреблять умею не хуже.

— Идём сейчас. Укажешь мне их лагерь.

Сын сглатывает, коротко кивает. Поглаживает лук.

Просыпается вечный незримый аэд за его плечами — запевает что-то об острове, на котором скоро должно бы засвистеть лезвие черного клинка, клинка Таната. Только вот Смерть нынче клинок переломала, что свистеть вместо него будет?

Очень может быть, какое-то другое лезвие. Пострашнее.

Шаг — на островок Коркира: грузный, тяжкий, Владыческий… сминается, изламывается мир вокруг, и рядом идет златоволосая фигура — его сын, его союзник, лучник…

И кифаред.

И серп с пояса гнусно ухмыляется, как бы добавляя: ты кое о чем забыл, Зевс. О том, что пророчества можно толковать по-разному. О том, что верить никому нельзя. О том, что у Владыки не бывает семьи.

Сколько готов платить за свою ошибку?

Мягкий песок приник к подошвам сандалий. Ударило в лицо запахом бывшего царства: ароматом соли и водорослей.

Море тревожно бросалось на пустой берег, хлопало ладонями волн: берегись, берегись!

Вздор — чего бояться Владыке? Тем более — чего бояться Владыке, который только что получил ответы на все свои вопросы?!

Разве что воплощенного пророчества.

Бессознательно Зевс рванулся в сторону — скорее ощутив опасность кожей, чем услышав тонкий свист из-за спины. Боль пронизала правую руку, золотая стрела засела в запястье — и трезубец потяжелел и предал, вывалился из онемевших пальцев на песок.

Ненавижу лучников, — подумал Зевс. Только чуть больше, чем кифаредов. И чуть меньше — чем воров.

— Нужно было не слушать его тогда, — сказал он вслух, не оборачиваясь. Знал — рванётся за трезубцем — и следующая стрела ударит в затылок. — Когда он за тебя просил. Нужно было — в Тартар.

— Может быть, — донеслось из-за спины насмешливо. — Ступай вперед, отец. Оставь оружие тому, кто в этом понимает.

Зевс кивнул — все так же, не оборачиваясь. Неторопливо ступил по песку вперед — будто по золотистому мёду. Давно так не прогуливался.

Воздух вот только ихором пахнет, и пульсирует боль в пробитом запястье — пустяк. Рывком вынул стрелу — не посмотрев на рану, бросил в песок.

Плоский камень выпирал из песочных волн, будто панцирь диковинной черепахи. Зевс неторопливо присел на него. Обернулся через плечо — взглянул на свою судьбу.

Аполлон уже стоял с трезубцем в руках. Сверкал торжествующей улыбкой. Готовился нанести удар.

Подумалось почему-то: похоже на тот день. Свернулась змея истории, жрет хвост. Отец с серпом, юнец со стрелами: одно и то же, одно и то же…