Я кричу и знаю, что Владыка Неба сражается с тем, что нельзя победить. Бездарно дерется. И еще миг — и я встану на его сторону, потому что я знаю — как это, потому что это слишком… слишком…
Но когда я осмеливаюсь вздохнуть и открываю глаза, и напрягаю пальцы на рукояти клинка — поздно.
В грудь вливается воздух, не стылые воды.
Под ногами — жидкое месиво: пыль напополам с морскими волнами.
Орла в небесах больше нет — так, тучи собрались, толкутся недоуменно — овцы без пастуха…
Мне помогает подняться сильная рука Ареса.
С другой стороны поддерживает Афина — осторожно, стараясь не касаться древнего, истёртого лезвия. Спрашивает:
— Как ты его остановил, Литос?
— Догово… договорился, — выдавливаю я в ответ. И кашляю, пытаясь осмотреться — что пропустил?
Гестия тихо плачет — опустилась в пыль. Оплакивает участь брата, которого так и не получилось согреть. Рядом стоит хмурый Убийца, и во взгляде у него — отсюда видно — предвидение.
«Допрыгались, Кронид, — говорит взгляд. — У вас теперь нет половины армий. Твой брат — в Стиксе. Как ты думаешь, скоро ли Гиганты восстанут с Флегр?»
Не задавай дурные вопросы — дергаю я плечом. Ты теперь — единственный оставшийся у меня брат… на ближайшие лет восемнадцать. Вот и не задавай. Сам, что ли, не слышишь?!
Радостное: «Скоооооро!» — и подрагивает в предвкушении земля.
Скоро. Скоро. Наверное, уже почти сейчас. Пока мы слабы.
Пока на Олимпе нет правителя. Пока правитель подземного мира не отошел от битвы. Пока новый Владыка Моря…
Где он, к слову?
Сидит, устало ссутулив плечи, на границе берега и моря. Нет, не смотрится в воду — просто, кажется, не в силах подняться. Трогает свою покалеченную кифару. Жадно вбирает глазами бегущую к нему Геру.
Улыбается — нерадостно, просто чтобы ей показать: нет, всё хорошо, я просто устал, я долго держал, ты прости…
И не замечает, как ставшие бирюзовыми волнами ласково лижут ему ступни — покорными языками.
И осторожно, трепетно кладут рядом с узкой ладонью музыканта блеснувший адамантом трезубец.
МОНОДИЯ. АНАНКА
Вот судьба ― зови её в подмогу,
а всегда отыщется другая.
— Я убью тебя, — прошептал он. Глядя в чашу — и вино в ней казалось чёрным, будто ледяные, страшные воды. Из вод кто-то смотрел — он? нет?
Не тот, с кем он говорил. Не тот, про кого выдавил искусанными губами в пустоту чертога — «тварь».
Не тот, кому сказал глухо:
— Я найду способ.
Та невесомо рассмеялась за его плечами. Прошептала ласково, как его отцу:
— За что же, маленький Уранид?
Ладони у него казались черными — будто обожженными роковым пророчеством. Тем самым — рокотавшим в крови, отдающимся тяжестью в желудке — будто камень проглотил, до воя просившимся наружу — «Сын, сын, сын…»
— Потому что ты солгала. Ты сказала — попроси, и стану такой, какой пожелаю. Разве я мало просил?!
— Да. И получил, что пожелал. Разве ты не хотел, чтобы я даровала тебе выход?
— Это — выход?!
Ярость сорвала его с места. Стены расшатала — чуть в пляс не пустились, обезумев от горя. А обожженные пророчеством пальцы Повелителя Времени сжимали обрывок детской пеленки — клочок, будто на память…
О единственном выходе. Нашептанном судьбой. И самом страшном.
— Лгунья. На самом деле есть лишь твоё желание, так? Твой свиток, твои строки. И мы. Из которых ты куешь оружие — одно за другим, друг другу на смену. Ненасытная дрянь.
— Каждый защищается как может, маленький Уранид. Ты собрался убивать меня за то, какая я есть?
— Не собрался. Я убью тебя. И не за это. Каждый защищается, как может. Я убью тебя за то, что ты сделала с моим отцом — из которого сковала лук. Со мной — из которого сковала копье… За то, что ты собиралась сделать с моим сыном. Из которого ты никогда ничего не выкуешь. И я убью тебя не только для себя. Для всех. Потому что над миром и над богами не может стоять кровожадная дрянь по имени Неотвратимость. Потому что все пути, которые ты предлагаешь, ведут в ничто.
— И что ты будешь делать тогда, маленький Уранид? После того, как достигнешь желаемого? Когда Ананки не станет — и мир рухнет в чистый Хаос?
— Хаос милосерднее тебя, ненасытная тварь. И правдивее. Кто знает — может, из этого хаоса поднимется новая вера. Новые поколения. Иная судьба. И иная надеж…