Дрянная и лживая. С призрачной иллюзией выбора. Но хоть какая-то — Судьба.
Сражаться не на Олимпе, в обороне. В пепле, на Флеграх — против саженцев матушки Геи, бок о бок с бывшим чудовищем, бывшей богиней, бывшей мудростью, бывшим богом войны и бывшим кифаредом.
Скажите им, чтобы решали. Только пусть не вопрошают Ананку.
Потому что она молчит сейчас там, у всех за плечами.
Потому что сама не знает — есть ли у нее в свитке такие строки.
Спины и плечи бывают разные — Судьба об этом знает лучше других. Есть такие — на них врата Тартара положить можно: выдержат, устоят. Есть — хилые: только черкнет дочь-Мойра крохотное испытание — уже и согнулись. Есть спины гибкие — нипочем не скажешь, что выдержат: гнутся, гнутся… Ан нет, опять распрямляются!
За некоторыми хорошо прятаться.
За некоторыми спинами с опаской становится даже Ананка-Судьба.
Вползает тихо, на цыпочках — вдруг услышит? Вроде бы, и спина не особенно страшная: гордая, прямая с женскими трогательными лопатками. И плечи — покатые, изящные, по ним кудри цвета меди разбросались.
А только вот…
Не каждый обладатель спины заявляет: я хочу убить Ананку. Не к каждому приходит Прометей Провидящий. Не каждого ведет за собой долгими, тайными тропами и проходами — сперва божественными, потом на колеснице. Ведет, жмуря голубые глаза, будто отмахиваясь от провидения, которое так и норовит влезть под веки. Наконец доводит до дома — обычного с виду, добротного, из светлых деревянных бревен.
Судьба с опаской переступает порог. С недоверием обшаривает глазами комнату, которую много раз видела из-за других плеч — то светлоусого Япета, то его сыновей, то невестки его — капризной Пандоры…
Дымит очаг — в нем живет прихотливое оранжевое пламя. Сидит на грубо сколоченном стуле медовоусый вещий Япет — вон как пристально уставился.
А на столе перед ним стоит тяжелый пифос — крышка пополам расколота, будто кто-то неосторожный заглянул да небрежно на место кинул…
Титан же смотрит на вошедшую… кто там знает, может быть, и на что-то за ее плечами.
— Что ты видишь? — спрашивает та, которая перешагнула этот порог первой.
— Не спрашивай меня, дочь Деметры, — звучит тихий ответ. Титан со стоном вытягивается на стуле. — Это слишком страшные строки.
Дочь Деметры покорно не спрашивает — потому что вместо отца начинает говорить Прометей. Что он не видит больше будущего — только настоящее, и это настоящее страшнее любого будущего, какое может быть.
В нем — безумный ощер Серпа Крона — и такая же безумная улыбка смертного, который познал бессмертие. И бессмертного, узнавшего смерть.
В нем сплетаются, сливаются воедино две фигуры в бою, в вечном поединке, и кажется, что у фигур одно лицо, и ясно, что кто-то падет — неотвратимо…
В нем ступают на Флегры меч и факел, стрела и кифара, дротик и тяжелое копье, и алые строки кровью оплывают в небесах над ними, перекручивая, искривляя собственные строки.
И над всем этим кричит, умирая, Судьба.
На самом деле Судьба смеется — прямо сейчас, из-за плеч рыжеволосой богини, куда она вошла с такой опаской. Смеется тихим, ядовитым смехом — знающей многое над знающими ничего…
Потому что Судьбу просто так не убить.
— Никто из них не сможет убить Судьбу — потому что всё написано в её свитке, — шепчут белые губы титана. — Погибнет Аид или Алкионей. Или даже Флегры. Или даже всё… её свиток уцелеет.
— Мой муж найдет способ сжечь его, — звучит непоколебимый ответ.
— Нет, — шепчут в ответ губы пророка, — он лишь сотрет все строки до единой. Ось — это трон, который никогда не остается пустым. Над богами, над небом — над всем должно быть что-то. Рука. Правление. Даже если они сотрут ее для себя… убьют ее для себя… для иных она останется.
— И ты боишься, — говорит зеленоглазая. Которая, кажется, забыла — что такое страх. Может быть, потеряла, пока кто-то смертный бился в агонии на ее руках, истекая кровью из горла.
— Я боюсь. Потому что вещим дано видеть лишь самые яркие нити Мойр… самые яркие нити в свитке судьбы. Если же мы не видим будущего…
Молчит Япет — в молчании безысходность. И Прометей молчит, понурив голову — за ним упрямство. И царица подземная тоже молчит — смеется только одна Ананка.
Потому что в ее свитке написано всё. И Судьбу просто так не убить.
— На что же вы ставите? — тихо выговаривает наконец Персефона. — На то, что не станет вас? Не станет всех бессмертных? Родится новая Судьба в небесах? Или новая вера?
И кивает, читая в глазах оставшихся титанов — время любых ставок прошло. Осталось только надеяться.