— Потому что у него все было слишком правильно, — шелестит едва слышный ответ Ананки. — Правильно началось. Он так верно шел. Он не пытался возненавидеть свою Судьбу — он принимал ее. Он не пытался… переписать… И мне нечего было бояться.
Ей не нужно было делать его своим любимчиком, воспитывать согласно своей воле — он сам следовал написанному. Сел на трон, как и задумывалось. Сотворил Золотой век.
Он, правда, выбирал не то, что было написано ярко. Брал самые размытые, почти невидимые строки — как с пророчеством и сыном, которого он отказался глотать.
Потом только вмешалась эта девчонка со своим танцем — и он шагнул не так и не туда, а его наследник тоже спутал нити, но и это было нестрашно, это все было в ее свитке — даже черные воды Стикса…
Тогда она поняла — с этим избранником покончено: Стикс не отпускает. И заговорила с другим — остроскулым и черноглазым, подраставшим на Флеграх лучником…
Потом строки того, другого, пропали. Вырезанные переломанным клинком.
— Его Судьбу не переписывали при рождении. Переписали случайно. Не желая этого. Бог смерти, которому вздумалось из благодарности переломить свой клинок. И теперь он стал — мечом над этим миром, мой маленький Тартарид…
— Меч против стрелы, — он смеется радостно, и его пальцы легко отпускают воображаемую тетиву. — На кого же из нас ты ставишь?
— На тебя, маленький Тартарид. Я всегда ставлю на тебя.
Погибель Аида, юный Алкионей кивает небрежно и гордо — мол, разве мог быть ответ другим?
Не подозревая, что Судьба там, за его спиной, усмехается улыбкой, отдающей желчью и полынью.
Ибо вездесущая Судьба никогда и ни на кого не ставит. Она побеждает в любом случае, потому что победитель все равно выполняет ее волю. И побежденный выполняет ее волю — таков круг жизни…
Может быть так, что лук Урана победит в этой схватке Серп Крона, и Погибель Аида оправдает своё имя — и гиганты воцарятся над миром, пока не придет новый любимчик.
Может быть так, что Серп Крона скажет свое слово — и Алкионей ударит в ответ всей мощью. Ударит — своим противником, и тогда не останется ничего. Ни Аида, ни Алкионея, ни Флегр, ни безумцев, которые собрались развязывать войну.
Может случиться и так, что Кронид сумеет остановить Серп, одолеть свою Погибель… и тогда всё равно убьёт лишь ту Судьбу, которая стоит перед ним — не допрыгнув до настоящей, которая ось мира вращает…
В любом случае — исход один, как бывало при всех битвах.
Пальцы остроскулого лучника тихонько гладят тишину — та напевает, и ее песня похожа на песню Судьбы за плечами.
Это песня о том, что войны на самом деле никогда не заканчиваются. Как сказки. Потяни — а следом прицепится, потянется, потащится следующая, одна за одной, пока у тебя хватит дыхания… И всегда будут те, кто стал над этим миром — мечом, стрелой, копьем… Будут и те, кого она делает щитом.
Опасные выродки, которые могут переписывать ее свиток и которых она стравливает между собой — и кто-то всегда умирает, а кто-то побеждает до следующего раза…
Не понимая, что на самом деле их победа — то же поражение.
Побеждает всегда Судьба.
Ибо любой ваш шаг — неотвратимость.
Ибо она — в любом ударе и в любой победе.
Ибо она — над всеми.
СКАЗАНИЕ 12. О НЕПРАВИЛЬНЫХ ИСХОДАХ И УМЕНИИ ПРОМАХИВАТЬСЯ
Я — сто тысяч обличий, и каждое — скалится жутко,
Я — сто тысяч смертей, и никто не узнает пощады.
Я паскудно дерусь. Помнишь, Мечник? Молчите! Минутку!
Подождите меня. Мне вернуться еще будет надо…
Надеяться умеют дураки. Мудрецы не умеют вовсе.
Мудрые хорошо знают, как глупа и опасна бывает надежда. Коварнее ядовитой змеи: подкрадется, ужалит, породит бессмысленную веру — а вдруг…
Мудрые понимают, что жизнь бессмысленна, упорядоченна и закономерна и всё равно придет к единому итогу.
И только глупцы могут верить в то, что впереди их ждет что-то светлое — когда ждет нас лишь то, что написано.
Ананка-Судьба была мудрой. Ее сестра — нет.
Но иногда мудрые промахиваются. А глупцы дожидаются.
Потому что Ананка несёт — Неотвратимость и предсказуемость, а через это — Гармонию.
А Надежда несёт лучшее и через это — возможность дождаться.
— Я ничего не знаю о Надежде, — щурятся из воды глаза того, другого. У которого все так неправильно началось и неизвестно чем кончилось. — Только что я убил её однажды.