Мы победили, но быть не только нам. Быть — и всем остальным, и всему остальному.
Таков новый закон той, которая нынче правит на небесах вместо Ананки.
Густая коричневатость распаханной нивы в ее глазах дрогнула — и медленно, несмело проросла весенней зеленой порослью.
— Когда я выплавляла Серп из себя, — тихо заговорила она, подходя, — я надеялась. Надеялась, что он…
Надеялась, значит. Неудивительно, что удар Серпа был смертелен для Ананки: в него было вложено то, что для нее — яд.
И понятно, почему это оружие обернулось щербатой усмешкой небытия: отчаянная, неподкрепленная ничем надежда… безумная и обращающая в прах.
Гиганты топтались на месте растерянно. Оставшиеся в живых — около половины. Отдувались, складывали крылья, беспокойно поглядывали на нас — меня и Гею. Кое-кто уже получил стрелу от Геры, а с ней и подарочек — смертность.
Правда, у Геры таких подарков осталось — завались. Попроси, ладонь протяни — одарит с удовольствием: не промахнется. Хочешь — в глаз, а хочешь — в глотку. Бывшая царица Олимпа стала смертной, а стрелять не разучилась — вон как целится, вся настороже.
А захотите еще подарочков — новый царь морской вам с удовольствием сбренчит на своей новой кифаре — кифаре волн. Афина и Арес от себя добавят мечом и дротиком, Стикс — копьём, Танат огоньку обеспечит… крыльями, или факелом, или как пожелаете. Что?! Неужто не по нраву подарочки от родственников?
Да вот, видно, совсем не по нраву. Мнутся Гиганты. Крутят в пальцах палицы и дубинки. Крыльями шебуршат, когтищами скребут задумчиво. На маму-Землю поглядывают. Не погибель земная — стадо телят на Флегрейском саду столпилось. Посматривают исподлобья: «Мам-м-м-м…» Сейчас жаловаться начнут: мол, мы тут… чтобы плесень, значит, того… а они на нас как налетели, бешеные. Плесень разве так делает?! Во, глянь, сколько побили, братьям уже не подняться, да и нам, кажись, наваляют сейчас.
И взгляд — в сторону Ареса почему-то. Тот уж очень многозначительно дротиком покачивает. Будто так и хочет сказать — ага, наваляю, еще и как.
Выжженное, страшное пепелище Флегр. Две армии напротив друг друга — какие там армии! Горстка… и горстка. То ли состязание, то ли скандал семейный.
В центре — бабушка и внук, друг друга глазами едят. Да еще бабулин сын рядом разлёгся — трепещет змеиными кольцами, бессмысленно пытается подняться, спрашивает сипло:
— Так… что теперь?
Хороший лучник этот Алкионей. Оперенной стрелой вопроса — с первого раза в цель.
— Да, — сказала Гея тихо. — Что теперь, пастушок?
Я пожал плечами. Жаль, козы вот нет — чтобы нервно бодала под колено.
— Может, яблочками меня угостишь?
Тут только она обвела взглядом черную пустошь — выжженную и искореженную, без конца и без края…
Сад мести, памятник безумию.
Заморгала смешно — будто опомнилась: точно же, сад… без яблок! Что такое?!
Распахнула объятия обожженной земле — и через нее рванулись сочные травы. Покрыли собой проплешины от кострищ и пятна крови, обвили тела погибших Гигантов — с материнской лаской завернули в дорогую, расшитую цветами ткань. Потом остервенелыми рядами копейщиков проклюнулись деревья — выскочили на поверхность, разбросали руки-ветви в ответном объятии, распушились листвой, отяжелели плодами: гранаты, сливы, груши — все одновременно.
Забарабанили яблоки, посыпались в траву — слишком зрелые, осень, время жать…
— Садись, пастушок, — выдохнула мать-Гея, устало приминая душистые травы. — Поговорим.
Выглядела она смущённой и неуверенной. Будто готовилась к другому — к ярости или к радости победы, к вымученным, выпестованным словами: «Ты думал когда-нибудь, как это больно? Видеть их в заточении? Ничем не помочь? А люди… вгрызаются плугами… рожают… они рожают, а я теряю своих детей».
— Ты должен мне, пастушок, — сказала вслух.
Я неспешно уселся в траву (вот же, гудят мышцы). Ноги вытянул, отыскал в траве сочное яблочко, откусил, кивнул — должен.
— Мой сын, Офиотавр…
— Его погубил Мом.
— Но ты все равно должен мне.
— Да.
Что толку спорить. Конечно, должен, мать-Рея. Я сверг твоего сына — своего отца. Заключил других твоих сыновей в Тартар.
— У тебя хорошие дети, Кронид, — она смотрела, прищурившись, туда, где плечу к плечом стояли Афина и Арес, а поодаль — Ификл.
Хорошее яблоко, сочное, кисло-сладкое, так соком и течет. Удобно взглядом над таким яблоком разные вещи договаривать. Например такую: да, у меня хорошие дети. И если кто-нибудь, когда-нибудь попробует их тронуть…