Гигантомахия тебе пирушкой покажется, мать-Гея.
— У тебя хорошие правнуки, — тихо поправил я, и ее взгляд потеплел еще. Встряхнулась, даже помолодела — перестала напоминать с виду траурную, иссохшую пустошь. Рукой замахала: точно же, правнуки, а она и не познакомилась… А идите сюда, детки, идите… это же там Афина? Сразу видно — кровь Метиды, строгая какая. Арес ну весь в дедушку, в Крона, ты же знаешь? А это кто, морской, что ли? Ах да, это ж от нереиды той, тополь еще… как-то не в породу совсем, ну, может, Герочка это поправит, да, Герочка?
И улыбается, и щебечет, как любимая бабушка — внучки вокруг собрались! Гера от недоумения аж лук подальше спрятала — ну его… тем более, что Мать-Земля вовсю болтает о том, что «ах, это же ты как смертная, а я думаю… ну, яблочки для молодости — это легко, это я вам подарок потом к свадьбе, или свадьба была уже?»
Гелиос сверху чуть ли из колесницы не вываливается: намеревался, понимаешь, всем рассказывать о великой битве, а тут семейные посиделки какие-то. Вон, Алкионей настороженно подполз поближе, остальные Гиганты потихоньку шеи вытягивать стали: чего творится-то? А старушка с молодо зазеленевшими глазами только рукой на них машет: цыц, необузданные!
И смотрит — остро и пристально, ничуть не легкомысленно, попутно ухитряясь расспрашивать Афину — как у них там с Аресом, наследники-то скоро (Афина идёт красными пятнами, Арес ухмыляется одобрительно)? И в глазах у старушки — все тот же вопрос: «А что теперь-то, Кронид?!»
«Теперь всё иначе, — гляжу я в ответ. — Не знаю, правильно ли у меня началось, но теперь — все просто иначе. Там, наверху — теперь Элпис-Надежда (получилось, не ошибся с именем). И больше нет неотвратимости. Каждый волен жить так, как желает. Торить свою дорогу. Вить свою нить. Волен… надеяться».
«Так на что надеяться мне? — пронизывает зеленый взгляд, и у меня холодеют пальцы, потому что у той… глаза тоже были зелеными. — Скажи мне, внук, — на что мне теперь надеяться?»
«На весну».
Надейся на нее, мать-Гея, я теперь знаю — она не подводит.
Мне больно от этого знания, но тебя оно сделает счастливым.
— А мои дети?
— Да я вот даже не знаю. Хотел всё бабушку попросить: поговори ты со своими детьми. Если ты найдешь им место — где жить… Если они не будут враждовать с нами…
— Ты освободишь их? Из Тартара?!
— Да.
Кроме тех, кто никогда не сможет оттуда выйти: Гекатонхейров, для которых Тартар — дом родной… и моего отца.
Теперь на нас глазели уже все: Гиганты, моя родня… Гестия вот вцепилась в мужа — и тоже смотрит. Пораженно — от услышанного.
Когда взгляды успели обрасти шелухой слов?
Неважно, пусть слушают.
— Но ты ведь не так прост, пастушок, — усмехается Гея. — Ты совсем непрост… чего ты хочешь взамен от меня и моих детей?
— Клятву водами Стикса. Никогда не посягать на любой из тронов. Никогда не замышлять вражды по отношению к земле, небу или подземному миру — и их обитателям.
Войны закончились, Мать-Земля. Хватит. Мы найдем нужную шелуху слов — так, чтобы случайные междоусобицы или ссоры не закончились купанием в Стиксе. Мы — найдем. Но мне нужна эта клятва. Стикс взыскивает надежно, уж мне ли не знать.
Вон, кивает, покачивая копьем — взыщу так взыщу!
— Кому же они принесут эту клятву? Тебе?
— Нет. Правителю Олимпа.
Бабушка даже ладошками всплеснула — ай, хорошо выдумал! А теперь самую малость: а ну-ка, кто у нас в правителях Олимпа?
Даже яблоко на ладонь взяла — налитое золотым соком. Можно хоть сейчас по кожуре, как по золоту, вырезать «Достойнейший» — и награждать нового царя.
Эй, никому не хочется на олимпийский трон, случайно?
Нет, — мотает головой Ифит. Спасибочки, мы там уже сидели. Вот море — это, конечно… И из-под пальцев — счастливая музыка волн. Бледная Гера прижимается к плечу мужа — то ли смертная, то ли уже нет… не понять. Качает головой — Ифит уже один раз отказался, ему не бывать на Олимпе. Но ты прав, там сядет царь.
Клименид, конечно, кому еще садиться.
Яблочко — золотистое, соком брызнет! — летит-летит в воздух. Мелькает игриво, сияет бочком. Валится в руки второму Климениду — Арес схватывает мгновенно, жестом бывалого воина, вертит в пальцах…
— Нет.
Будто не яблоко — горящую головню перекидываем. Не олимпийский золотой трон делим — хлам ненужный: бери кто хочет! Гиганты уже все затылки исчесали, Танат усмехается (одобрительно, что ли?), Алкионей отодвинулся подальше — ну их, этих бешеных, еще заразят. А Арес поднимает глаза — черные, лукавые. Повторяет спокойно: