Величественный, как Олимп. Ужасный, как война. Убийственный, как пламя.
Нагой, поросший косматой шерстью, он не стеснялся ни богов, ни титанов. Черные щупальца свисали от плеч — придатки к могучим рукам, в одной из которых — копье. Глаза горели пламенем, пламенем облекалась широкая ладонь с семью пальцами, и пламенем пыхали драконьи головы — мелкие, злобные, воющие, — вырастающие из затылка.
Пламя пылало в глазах — густое, жадное, голодное.
Жаждущее править.
Беда оглядела противников — титанов, богов, судей. Беда гулко расхохоталась в небеса — и Уран поежился там, наверху.
Потом Тифон заговорил — выталкивал слова медленно, отрывисто, словно из раны тащил.
— Бой… — рокотнуло грозно по арене. — Со мной. Состязание. За Олимп. Править!
…молчат боги, молчат титаны. Окаменели, онемели Крониды. Бой?! Состязание? С таким противником?!
Чудовище поворачивает голову, на затылке которой копошатся другие — драконьи, мелкие, как кудряшки, но злобные, пыхающие огнем. Оглядывает площадку, трибуны, судей…
— Кто?! Со мной?!
…молчание. Молчание, как в толосе, как в водах Стикса. Сама Стикс кусает губы, сжимает в азарте копье… расслабляет пальцы, еле заметно качает головой Силе и Зависти — не нужно, не сейчас, посмотрим…
Посмотрим.
Титаны окаменели, с места не сдвинуть. Атлант зачем-то руки приподнял — вот-вот свод на плечи примет, Прометей готов рвануться вперед: а вдруг кто-нибудь погибнет! Его держит Эпиметей — «думающий после». внезапно начал думать до. За брата. Потому что…
— На-а-а куски!
Чудовище рычит, неспешно поворачивается вокруг себя, вращает в пальцах копье — с парочку Прометеев, не меньше. К такому сунешься — а оно и правда тебя на куски. У него ж Кронова кровь в венах, так что оно наверняка еще и характером в Крона, да и вообще…
Да и вообще, рассуждают младшие титаны, потупя взгляд. При Кроне как-то жилось, при Тифоне тоже проживем. Точно проживем дольше, чем если вдруг на него кинемся.
Всем ведь известно, что побеждает сильнейший. Кто тут сильнейший? Даже вопроса не возникает.
— Посейдон! За мной!
У титанов не возникает, а у Кронидов возник. Зевс соскакивает с трибуны, всплескивает сияющими волосами, гибкий, стремительный — залюбуешься. Младший Кронид бросается в битву сходу, разит трезубцем наотмашь, прыгает в воздух, легче птицы. Средний мчится за ним, ревет в неистовстве, двузубец занесен — сейчас… удар…
Удар.
Удар-удар-удар чудесным оружием. Двумя оружиями. Собой, божественной силой…
Бьют… бьются… выбиваются.
И Тифон, сын без отца, ухмыляется внезапно знакомой кривой усмешкой на загрубелом лице.
— Мелкота…
И отодвигает мелкоту в сторону. Длинным языком пламени, огромной ручищей…
Двое сыновей Крона падают друг на друга — в жару, в чаду, чудесное оружие ковки Циклопов падает рядом с ними. Тифон вздымает руку — добить мелкоту.
Гремит воинственный клич, и в руку ударяет копье — Афина, дочь Метиды от себя самой, вмешалась в битву.
Копье хрустит, перемалывается в щепки, Тифон выдергивает его — царапина — ударяет Афину своим копьем.
Разлетается щит. Отважная почти уходит из-под удара, но отдача велика, богиня вскрикивает от боли, откатывается к трибунам.
Тифон утробно смеется, и его смех напоминает хохот гиены.
— Буду… править, — слова тяжкие, густые, громовые, раскатываются над ареной. — Победитель. Вы все… слушайтесь.
— Ну, что же вы! — слышится отчаянный девичий голос. — Мужчины! Так и будете стоять?! Трусы!
Гера, дочь Крона, распрямилась на своем месте, прикрыла телом худышку Гестию и пышную Деметру. Выпятила грудь, задрала подбородок. Лук достала — обороняться, раз уж мужчины не умеют. Костерит титанов, костерит богов… кто тут еще из бессмертных собрался? Ну, и этих костерит.
— У последнего барана в стаде воинственности больше! — прорывается сквозь смех-клекот Тифона. — Хлебоеды! Давайте же, все вместе, или поднимать оружие должны женщины?!
Но титаны безмолвствуют, мнутся, прячут глаза. Титаны плохо умеют воевать без предводителей, а предводителей — нет. И вообще — как это, все на одного? Тут же арена, состязания, он — победитель… все честно.
И да, вон уже молодые Крониды попробовали. Пусть они еще раз пробуют. Если поднимутся, конечно.
Тифон ухмыляется, неспешно делает шаг — скользкий, неуловимый — и вот уже стоит перед трибуной с застывшей Герой. Протягивает широкую ладонь со множеством пальцев-отростков.
В пальцах хрустит лук.
— Смешная. Будешь… моей… женой.
Гера визжит, когда одно из длинных, ухватистых щупалец ложится вокруг ее талии.