Танат молчал и чувствовал, как протекает мимо бессмысленный поток слов — глупых, как рой ночных бабочек. Ничего не значащих.
Провидящий сын Япета нервно ёрзал рядом и всё вздыхал. Потом вдруг Танат услышал шепот:
— Тебе лучше уйти, сын Ночи.
Бог Смерти повернулся. Чуть приподнял бровь.
Провидящий смотрел на двух Кронидов — раскрасневшихся, возносящих кубки. Хохочущий Мом-Насмешник как раз подбросил новоявленным царям вопрос: в каком мире легче править: в подземном или в подводном?
— Да что там и там править-то! — грохнул хохотом Посейдон.
Голубые глаза Провидца царя не видели. Видели — другое.
— Что ты видишь? — спросил Танат тихо.
— Поединок между тобой и Кронидом. Связанные, сжатые нити. И изменённую судьбу. Тебе лучше уйти.
— Нет.
— Нет? — прошептал Провидящий.
— Мне лучше было не приходить, — сказал Танат, собираясь подняться.
Кто там знает, что видела пославшая его Нюкта — у матери тоже есть дар прозрения…
Жаль, нельзя перенестись прямо из пиршественной палатки — это свинство, на которое способен разве что Мом-Насмешник (да еще сестра — Лисса-безумие). Танат скрипнул зубами, приподнял чашу: на гостеприимство принято отвечать, как бы оно не было тебе тягостно.
— …да вот хотя бы и Чернокрыл!
Гомон смолк. Только сейчас, почувствовав на себе рой липких взглядов, Танат понял, что Мом-Насмешник всё так же и говорил в то время, пока они с Провидцем разговаривали. Что нёс?
— Это который Железносердный? — пренебрежительно спросил новоявленный подземный царь. — Ну, а что с этим-то?
Ясно, Мом нёс как всегда что-то дрянное. По своему обыкновению — стравливал всех со всеми. Наверное, описывал ужасы подземного мира: Харон и Гипнос уже помрачнели. Наслушались, как новоявленный царь будет усмирять вотчину.
— Так ведь свободолюбивые у нас все — нет сил, — хихикнул Мом. Он наслаждался сгущающимся молчанием — музыканты в ужасе убрали пальцы от струн. — Ну, если со стигийскими как-то понятно, то Геката-то и Чернокрыл никому сроду не подчинялись.
— Пф! — взмахнул руками Посейдон Подземный. — Вот еще — бабы опасаться. Ну, а с этим отнимателем жизни… брат, что ты там прицепился?
Зевс предупредительно дёрнул за рукав — наверное, хотел сказать, что «этот отниматель жизни» не так уж далеко и сидит за пиршественным столом.
Посейдон отмахнулся пренебрежительно:
— Знаю. Думаешь, боюсь? Пусть знает свое место. Режет пряди и не высовывается. А если вдруг начнёт…
— Что же ты сделаешь, о могучий? — спросил Танат тихо, рассматривая искусную ковку на золотом кубке.
Палатка превратилась в толос. Даже те, кто залил в себя достаточно вина — перестали храпеть из-за стола. Посейдон встряхнулся и сбросил с себя излишний хмель, но только выпятил грудь вперед — царь же!
— Тебя не звали в разговор, Железносердный. И если брат снизошел и позвал тебя на пир — это не значит, что тут тебе рады. А на будущее помни: воля твоего царя — закон. Неисполнение ее — кара.
Танат поднял взгляд — заглянул в карие глаза, в которых полыхал азарт: «Давай же, дрянь, давай же! Ответь, прими вызов!»
Ну, конечно, он хочет ссоры. Климен воссел на Олимпе, когда победил Тифона. Среднему тоже нужна громкая победа для начала правления. Кого можно победить так, чтобы об этом говорили с восхищением?
Ты неверно выбрал себе противника, царь, отбросивший свой жребий сразу же после того, как взял его.
Ты бездарно дерешься.
— Я запомню это… когда в моем мире появится царь.
Чтобы поединок начался как следует, гость должен оскорбить хозяина. Первым нанести удар.
Значит, ты уже проиграл, о Неистовый. Ты уже покраснел. Брызжешь яростью, пальцы слепо нашаривают оружие в воздухе.
— Так приглядись получше, потому что он уже появился!
Зевс наблюдал за братом с интересом и тайным одобрением. Мом-Насмешник умилялся, хлопал в ладоши.
Подземные молча каменели за столами.
Последний удар, — понял Танат. И можно идти.
— Так покажи мне его, о Неистовый. Я вижу лишь заносчивого юнца в царских одеждах и с двузубцем.
Миг. Два. И:
— На, смотри, подземная шваль!!
Блюдо перед Танатом рассекла секира, пущенная мощной рукой. Вздрогнул и накренился кубок, испуганно всплеснув благородной амброзией.
В едином порыве ахнули гости. Гипнос шепнул: «Ну, сейчас такое…»
Белокрыл никогда не умел сражаться. Иначе знал бы, что иногда победа в том, чтобы не брать меч.
Танат неспешно вышел из-за стола. Смахнул с одеяния капли амброзии. Бросил, не кланяясь: «Благодарю за гостеприимство, о великие», — и вышел из шатра в молчании.