— Попроси меня — и стану, какой пожелаешь…
СКАЗАНИЕ 4. О РОКОВЫХ ПРОРОЧЕСТВАХ И СТРАШНЫХ ВЫХОДАХ
Каждого Крон пожирал, лишь к нему попадал на колени
Новорожденный младенец из матери чрева святого:
Сильно боялся он, как бы из славных потомков Урана
Царская власть над богами другому кому не досталась.
Знал он от Геи-Земли и от звездного Неба-Урана,
Что суждено ему свергнутым быть его собственным сыном…
— Терпеть не могу пророков, — говорю я. И стараюсь не смотреть в воду или в зеркала.
Но он все равно стоит перед глазами — остроскулый, черноглазый… Ухмыляется понимающе, скотина — ну да, а то как же.
Наверное, ему тоже приходило в голову, что хорошо бы залить в глотки вещим раскалённый свинец.
Заткнуть Мойр, Япета, правдолюбивую Фемиду, старца Нерея, Прометея Провидца… заставить умолкнуть всех смертных прорицателей. Сказать — умолкните раз и навсегда, ваши пророчества еще никому хорошего не принесли.
Зачем знать о том, от чего тебе не дано убежать? Чтобы смириться? Чтобы попытаться сделать невозможное? Чтобы пытаться избежать — и через это прийти к предначертанному вернее, чем если бы ты не пытался…
Кажется, я видел уже все ответы. Иногда даже сам был — ответом. Только так и не понял — зачем.
«Это же так просто, маленький Кронид, — воркует голос из прошлого. — Есть пророчества, без которых не будет Судьбы. А есть то, что может сбыться не так, как ты думаешь. А есть пророчества-испытания — примешь ли? Хочешь, я предскажу тебе что-нибудь, маленький Кронид?!»
И каждый раз изнутри рождается крик — неосознанный, глупый, детский: «Нет, не хочу! Уходи, я не хочу!!»
И я взглядываю в воду. Взглядываю в зеркала, откуда на меня хищно, с выжиданием щурится этот — от которого я взял скулы, и глаза, и прямые черные волосы.
— У меня все было иначе, — шепчу я. — Ты понял?! Всё было иначе!
Можно шептать долго — он не поверит. Так и будет ухмыляться с отвратным пониманием — мол, конечно-конечно, совсем иначе. И повторять губами неслышно одно и то же — запечатлевшееся в нем навечно, как и во мне.
Тяжкое, неотступное, роковое…
— Тебя свергнет…
— Посейдон, — сказала Гера и запустила ожерельем в угол.
За дверями вспискнули всегда готовые услужить нимфы. Я присел на ложе — с волос капала вода после омовения, хотелось блаженно вытянуться и ни о чем не думать.
— Что опять Посейдон?
— Затеял спор с Афиной. Кому покровительствовать над Аттикой. Приглашал быть в числе судей.
— А ты, конечно, спросила у брата, когда он уберется в подземный мир?
Супруга гневно фыркнула носом, как бы говоря — ну, ты-то не спрашиваешь, муженек. Тебе-то, видно, наплевать, что дворец у Посейдона — на поверхности, у Парнаса. Зевс, царь морской, в подводном царстве, а Посейдон… а Посейдон через день на Олимп в гости. Как к себе домой.
— И что ответил?
— Грхм, — отозвалась Гера, свирепо сражаясь с высокой прической. Прическа сопротивлялась героически — такую крепость без армии не взять.
Ясно. Опять, значит, поинтересовался, какое до этого дело Гере.
Нужно сказать, средний братец неплохо устроился. Вроде бы, царь. И даже пирует с подземными. Только вот пирует на поверхности, у себя во дворце — там и Гипнос бывает, и Стикс с сыновьями, и Ахерон захаживает, и кое-кто из Стигийских. Вроде бы — наведывается в вотчину, смотрит, как дворец строится… А вот на трон как-то и не торопится. Почему нет: нимфы на поверхности красивее, пиры — пышнее, а на подземных можно и так полюбоваться.
Волосы сдались, распустили войска — золотые пряди разбежались по плечам, легли легкими завитками, подмигнули медовыми отблесками из глубины. Пряди нужно было усмирить гребнем — и царица олимпийская взялась за это с рвением. Если не с остервенением.
— Это же ты ему посоветовал. Посейдону. Самому б ему мозгов не хватило.
Я растянулся на царском ложе — с трудом сдержал сладостный стон. Всего-то два пира, три с лишним десятка судов и новый сын у Зевса — а усталости столько, будто мне на плечи гору Олимп навалили.
Впрочем, когда еще с женой разговаривать, как не в спальне. Эта традиция завелась еще со свадьбы, когда первое, что Гера заявила мне в гинекее: «Дочери Атланта говорили — он что-то задумывает там, на краю земли. Ты слышал?» Я тогда ответил в тон, стаскивая с нее праздничный убор: «Да он против Зевса планы вынашивает, Майю на свадьбе видела? Нет: беременна она». Так и повелось.