Решение тоже было ясным — с самого начала.
— Убирайся в свою вотчину, — было сказано Посейдону устами Афины. — Убирайся сейчас. Полстолетия тебе запрещено появляться на поверхности. Потом я решу.
Средний, конечно, расхохотался: «Девочка, ты в уме или нет?!» Смеялся до тех пор, пока понял, кто говорит с ним через Афину. Потом заявил, что и так собирался в подземный мир. Что его дворец уже достроен. Что всё готово.
Надо думать, заговор — это был такой маленький прощальный привет.
Но у второго — у этого — я спросил. Спросил не то, что должен был. Спросил при всех: в зале была Гера, Афина, и Пэон, и Зевс, и Гестия с Деметрой, да и второстепенные божки тоже.
Гефест дрожал и всё порывался сказать что-то.
Он молчал.
И в голубых глазах его тлело фанатичное пламя: так нужно.
Прометей Провидящий не склонился, когда его привели. Не сказал, почему сковал сетки, которые могли бы удержать Кронида. Не назвал никого из подельников.
Он спокойными, полными жалости глазами смотрел за моё левое плечо. Не на брата Эпиметея. Не на отца — вещего Япета.
Только туда — за мое левое плечо.
Нестерпимо хотелось обернуться и спросить — что ж он там видит.
— Тебя покарают, — сказал я. Прометей кивнул коротко, спокойно.
— Это твоё право, Аид.
Назвал не Клименом, надо же.
Казнь я предоставил выбирать остальным: Гера первой высказалась за Тартар. Титаны молчали угрюмо, морские боги тоже. Зевс предложил приковать непокорного к скале — чтобы одумался.
С этим я согласился. Приковывать приказал Гефесту — тот сгоряча кинулся защищать друга. Гефест поник головой, но оспаривать не решился.
Потом я сделал короткий жест, и все убрались из зала, даже Гера. Остались втроём: я, Прометей… и эта, молчащая за плечами.
И тогда я задал настоящий вопрос. Глядя в голубые глаза, полные жалости ко всему сущему.
— Что ты видел?
Пришлось усесться покрепче, вцепиться в теплые, ободряющие подлокотники трона. И постараться не вспоминать, как я ненавижу прорицателей.
И понадеяться, что я угадал неверно.
— Я видел того, кто тебя свергнет.
Золото трона смялось, скомкалось под пальцами. Ну да, как будто я не знал.
— Кто?
Прометей усмехнулся. Опустил глаза.
Так, чтобы я не мог доискаться даже взглядом.
— Ты не узнаешь.
— Тогда зачем говоришь?
Он опять взглянул — не выдавая ни лица, ни имени. Только ужас от того, что увидел.
От бездны, в которую заглянул.
От… меня.
Это… очень… страшные…строки…
Тряхнуть бы его — проклятого провидца. Спросить: что там настолько жуткого, что ты полез свергать меня сам?! Какое противостояние видишь? Что — я кого-то уничтожу? Открою Тартар, выпущу Гекатонхейров? Истреблю людей Золотого века? Нюкта родит новых чудовищ?! Что я такого сделаю, пытаясь удержать трон, что ты…
— Можешь пытать меня, — шепнул Прометей устало. — Я готов.
— Пытать? — переспросил я безразлично. — Я не палач. Владыки карают. Не всегда тех, кто виновен. У тебя есть жена, сын, брат… племянники, так? Что, если я…
Вот когда он вскинулся — а ведь я даже обещать не начал. Ничего жуткого — ни огненных колес, ни орлов, выклёвывающих печень (кто-то даже и такое предложил, помнится), ни других мук. Прошептал с ужасом, не веря в то, что говорит:
— Ты этого не сделаешь!
— Почему нет? Это было бы мудро.
Ты ведь поделился своим видением с Посейдоном, так? Поделился с остальными. Рассказал, что меня нужно убрать, потому что моя власть не вечна, потому что однажды придет тот, кто сможет… Ты не назвал им имени, да, вещий?
И теперь каждый будет думать, что это он. Он может. Он там, в роковом для меня пророчестве.
Посейдон, Зевс, Атлант, морские, может, даже подземные…
Скажи, разве не мудро было бы — отправить тебя на вечные муки, использовать всё — всё! — чтобы ты назвал мне имя, чтобы я мог избежать, обмануть Ананку, которая так сочувственно молчит за моими плечами?
Было бы мудро. Только вот мысль об этом отдает нежданной оскоминой и изогнутым клинком у горла: «Бездарно дерешься!»
— Ты поклянёшься Стиксом, — сказал я.
Прометей заморгал. Видно, такого вещий не мог предвидеть.
— Что?
— Ты дашь клятву Стиксом, что не назовёшь это имя… не укажешь на того, кто может, никому. Никому и никогда. Даже мне. Я не хочу знать.
Крон знал — много радости ему это принесло? У этой, которая дарит смешки из-за плеч, крылья быстрее крыльев Таната.
Провидящий глазел с изумлением. Потом решился — спросил осторожно: