Выбрать главу

Посмотрел на свою маленькую участь.

Участь смотрела в ответ черными глазами. Серьезно, с чувством выполненного долга пускала пузыри. Надувала мягкие щёки, на которым предстояло обозначиться острым, отцовским скулам. Волосики у участи тоже были черные. Руки — маленькие, лихо машущие по воздуху.

Когда я взял своё неизбежность на руки — она… он засмеялся. Помахал кулаком перед лицом — видал, мол, я боец! Широко открыл рот, лукаво на меня посмотрел — ам? Да, ам?

Я поднёс его к лицу. Коснулся губами маленького лба, пахнущего молоком.

Сын не заплакал — скрипнул недовольно — о бороду укололся. Захлопал ладошкой по моим губам, когда я приподнял его, размазал по моим щекам что-то мокрое, соленое, упавшее с ресниц.

— Будет похож на меня, — сказал я, не слыша слов. — И будет красавцем.

Первенец — значит, первый. Значит, за ним могут прийти другие. Которых тоже. Которые — тоже…

Гера опустила лук — наверное, поняла, что бесполезно. Теперь она плакала, вцеплялась в колыбель пальцами — словно могла вернуть туда ребенка только силой мысли.

— Аид, пощади. Умоляю, пощади, я уйду с Олимпа, я выращу его сама, я сделаю так, что вы никогда не увидитесь, я…

— Нет.

Нет — потому что дети, выросшие без отцов, потом становятся их роком. Лучниками, безошибочно свивающими стрелы из застарелой ненависти.

— Тогда я сброшу его с Олимпа. Он будет калекой. Будет жить со смертными. Он не будет противостоять тебе, он не…

— Нет.

Сколько выходов предложила Рея своему мужу, прежде чем он понял, что выход на самом деле один, самый страшный?

— Ну тогда я, — она захлебывалась, она не знала, что предложить мне, — я унесу его на край света, я смогу, я…

Выход на самом деле один. Самый страшный.

— Нет, — сказал я. Голос лег мягко — словно нежное покрывало Нюкты. — Нет… он вырастет красавцем. Я научу его владеть колесницей. Научу стрелять — если он захочет. Я буду на его свадьбе — я надеюсь, я буду на его свадьбе, даже если вдруг не увижу его первенца…

Гера забыла дышать, смотрела остановившимся, неверящим взглядом.

— Нет, — сказал я, опуская сына в колыбель, — я не мой отец… Если ты родишь мне еще сыновей — никто из них не вырастет в страхе. Никто не будет проглочен. А тот, кто попытается… когда-нибудь… моего сына — с тем я поступлю, как с Кроном.

Я опустил младенца в колыбельку. Нагнулся — поцеловать еще раз.

— Арес — хорошее имя. Воин. Воинственный. Смотри, как кулаками машет — мечом владеть будет на заглядение…

— Но как же… — задохнулась она шепотом. — Если когда-нибудь…

— Пусть, — сказал я, и клеймо полыхнуло, доставая до горла — и вдруг улеглось, стихло. — Тогда — пусть. Я принимаю свою Ананку.

И та, что за плечами, — зашелестела своим свитком и охнула от изумления.

МОНОДИЯ. ИФИТ

…а у мальчика волосы пахнут морской волной.

По лицу, извиваясь, ползёт полуденный зной.

Просто мальчик ещё — с глазами, что тьмы черней.

Отчего, Волоокая, нет у тебя дочерей?

Чтобы кровь от крови, чтобы — как ты, точь-в-точь.

Отдала бы ты мальчику этому в жёны дочь,

Та бы кудри рассыпала по его смуглым плечам,

Та его бы любить могла — а ты бы благословила очаг.

М. Латышкевич

— Мама, а мама? А Ананка-Судьба — какая?

Плещет море. Сонно бормочут волны, почесывают берег, перекидываются бликами со звездами.

— Никто ее не видел, милый.

— А ее дочки? Ну, Мойры?

— И дочки тоже.

— Бедная. Наверное, знаешь… страшная такая. Как тетка Лисса, которая мои песенки любит слушать. А эта же, наверное, еще страшнее, ее даже Крон боялся. Да?

Смех в памяти — тихий, словно ракушки стукаются одна об одну.

— Говорят, что Судьба может ходить в разных обличиях. И иногда является сама или шлет своих гонцов — только вот встретиться со своей судьбой лицом к лицу — мало радости…

— Почему? Они всегда тоже как тетя Лисса?

— Нет. Они как подводное течение или омут. Заплывешь — и тебя потащило, и не выплыть, не повернуть.

— А эти… Ну, омуты… Они говорят, кто они такие? А как узнать, что это мой? Ну, моя Судьба? А если вдруг я не пойму, или отвернусь, или…

— Если твоя судьба придет к тебе — ты обязательно ее узнаешь.

— Да? А точно? А то если она будет страшная, или, ну не знаю, вот если ей не будет нравиться кифара — пусть тогда лучше вообще не приходит… Мам? А к тебе приходила? А ты узнала?!