Кто-то любовниц себе собирает, а кто-то вот драки.
Так с кем он еще не схватывался, мой сын и моё воплощённое пророчество?
— С… с Гефестом!
Ну да, с этим не схватывался пока что. Видно, сам понял это.
Потому и схватился.
Не во внутреннем дворе, не в поединке. В мегароне дворца, в драке — смертные друг другу морды так бьют. Боги, правда, тоже бьют — только вот последствий от этого побольше.
Из дворца мне навстречу выскочила Гестия. Крикнула срывающимся от волнения голосом:
— Скорее! Я хотела разнять, а они не разнимаются… я за Герой послала уже!
Но торопиться я не стал. Неспешно прошел по коридорам, усеянным крошевом от стен, разбитыми статуями, испепелёнными цветами, пылью, оставшихся от драгоценных ваз. Прислушался к воинственным выкрикам, ругательствам, боевым кличам (орал в основном мой, Гефест просто ревел. Он легко впадает в неистовство, этот сын Зевса). Постоял у развороченных дверей мегарона, одну даже с уважением тронул пальцем — причудливая ковка была выгнута и перекручена.
А потом уже шагнул внутрь и полюбовался на битву.
По стенам мегарона непринуждённо гуляло пламя. Прогуливалось, мягко ступая, по коврам, вытканным золотыми нитями. Ухало, обнималось с колоннами. Веселясь, танцевало между крошева лавок, столов, стен…
А эти двое давили друг друга в яростных объятиях, хрипя. Казалось — в глотки друг другу вцепятся. Хотя нет, хрипит Гефест, он сверху — навалился и давит, правильно использует вес.
Что использует Арес — непонятно. Может, стратегию какую-нибудь вырабатывает.
А может — задыхается, только вот пальцы на шее у божественного кузнеца размыкать не желает.
Вот извернулся, ударил лбом (хрустнул нос Хромца), грохнул локтем, коленом… да куда ж ты, он же сейчас на тебя и повалится! А-а, что толку смотреть.
Я поднял царственный жезл (откуда он там взялся, в руке? Откуда-то всегда брался) — и драчунов разнесло по разным стенкам. Впечатало накрепко — со всей дури, так, что дальше не захотелось.
— Воины, — сказал, оглядывая поле брани. — Или вам наскучил Золотой Век?
Может, и наскучил. Сплошное благоденствие без конца и края. Роженицы замучались мальчиков воспитывать — куда их столько девать, когда никто не убивает? Тучные стада гуляют по Элладе. Плодятся люди Золотого века, Серебряного (оказывается, их Крон создал, а что мы их не сразу заметили — так медленные они, заразы), Медного (кто создал этих — не знаю, но кто-то создал). Кентавры, нимфы, божки, сатиры… Ешь, пей, веселись, удаль на соревнованиях показывай.
Только вот кому-то мало — на соревнованиях.
— Папочка пришел, — сказал Арес едко, отплевывая ихор. — Сейчас гневаться начнет. Молниями бросаться. Всем по справедливости.
Гефест ругнулся от противоположной стены. Попытался подняться — и не смог без костылей. Костыли были основательно разломаны и валялись на середине зала — так, будто их как метательные снаряды использовали.
А может, и использовали.
Кузнеца я на ноги поднял мановением руки.
— До Пэона дойдешь? Или позвать слуг?
Сын Зевса понуро кивнул головой — пойду. Тяжко, припадая на искалеченные ноги, потащился к выходу.
У выхода его догнал голос Ареса. Какой голос — шипение!
— Помни, что я сказал тебе. Если только на нее посмотришь…
— Отцу пожалуйся, — буркнул кузнец и пропал в коридоре. Правда, перед этим бросил на меня опасливый взгляд… с чего бы?
Помогать наследничку подняться я не стал, да и не требовалось — сам отскрёбся от стены. Смотрел, тяжело дыша, только глаза поблёскивали из-за спутанных смоляных прядей.
«Ты хотел меня видеть… отец?»
Вспыхнуло вдруг под веками, показалось: юноша-пастушок стоит на зеленом холме, сжимает в ладони лук. Позади неспешно выступает коза.
И взгляд — полный предназначения взгляд из-под наползающих на лоб черных волос…
Тот же? Нет.
Другое время, другое отражение. У этого вон золотится на скуле божественный ихоровый кровоподтек. Губы разбиты, нос приплющен, на лбу шишка рогом вырастает. Плечо вывихнуто, что ли? И глаз заплыл, от этого сверлить взглядом отца как следует не получается.
Что вот можно сказать такому своему предназначению?!
— Бездарно дерешься.