Она опустилась на колени прежде, чем я успел запретить ей.
— Я… хотела просить тебя. Молить тебя, Великий Владыка… Потому что, кроме тебя, никто… а больше мне нечем отплатить. Прошу, прими мой дар. И выслушай меня. Прошу…
Тартар бы брал эту пещеру — какая же тесная. Не отстраниться, не отойти… не отвернуться. Только разве что навстречу податься.
Подался — и набросил ей на плечи ее плащ.
— Я бы выслушал тебя и так, Кора. Дочь брата, — невесткой назвать ее так и не смог. Почти дочь — это еще хуже. Дочь брата, дочь сестры, дважды племянница — куда ни шло, можно даже и ласковый тон подобрать — доброго дядюшки.
Заставил ее сесть на шкуры, сам отодвинулся подальше. Сделал знак — говорить.
Я и так сделаю для тебя все, что угодно, Кора… Лучник сделает все для своей стрелы.
— Поведай же мне все без утайки. Не бойся. О сказанном тобою никто не узнает. Что у тебя за печаль?
— Все говорят, что ты справедлив, — она шептала и прятала глаза, это мешало. Не потому, что хотел читать по взгляду — потому что мне хотелось любоваться ее глазами, пока мы здесь, наедине. — Я уже давно… дядя, я правда давно хотела прийти к тебе, но мать не пускала. Говорила — у тебя сотни более важных дел. Я пыталась уйти тайно, но мои нимфы-подруги меня останавливали… А никто, кроме тебя, не поможет — ведь говорят, что ты еще и милосерден…
И стиснула кулачки, подняла взгляд — два острых изумруда. Отвердела линия подбородка.
— У меня есть избранник, о Владыка. И мы любим друг друга. И это…
— Это не Арес, — договорил я. Кора кивнула — не Арес. Взглянула украдкой — как я там, не разгневался, за луком не потянулся?
Добрый дядюшка всё еще добрый. Просто у него тут в сердце какая-то дрянь впилась — ворочается.
Или, может, это ее поворачивают. Медленно, неспешно, безжалостной рукой.
— Мы любим друг друга, — сказала отважная Кора. Не побоявшаяся явиться к тому, кто сегодня объявлял: браку с Аресом быть. — Твой сын — лучший из лучших, Владыка… это честь… но мое сердце выбрало другого. И мы хотим бежать вместе. И пожениться.
— И об этом я слышу от тебя. Не от него. Кто же твой избранник — может статься, Гермес? Кто-нибудь из младших титанов? Или, может, смертный? Впрочем, нет, я знаю.
Она зарделась под моим взглядом — только зарделась, а ведь его многие и вынести-то не могут. Прошептала одними губами имя — хотя этого мне уже и не требовалось.
Я ведь видел, как сегодня Аполлон на пиру ёрзал. Да и здравницы в честь свадьбы, помнится, стыли у кифареда в золотом горле — натрудил, что ли, на других пирах?
— У Мусагета хороший вкус, — голос скрежетнул в узкой пещере, будто два меча — друг о друга. Кора взглянула боязливо, но я показал рукой — сиди, это дядюшке что-то в горло попало…
Это просто дядюшка готов слопать своего племянничка без соли.
— У тебя тоже хороший вкус… дочь брата. И все же — почему пришла ты? Мне казалось — Мусагет не так труслив. Та история с драконом…
— Твоего гнева боятся больше, чем драконов, Владыка, — эти слова она заучивала, потому что выговаривала слишком ровно и напевно. Пела — чужую мелодию, словно кифара в послушных пальцах. — Боятся больше, чем Тартара, чем холода Стикса. Горе тому, кто осмелится навлечь его на себя. Разве мог Аполлон осмелиться прийти и просить меня, когда знал, что я уже сговорена за твоего сына?
Не знаю, не знаю. Явился бы ко мне в пещеру, предложил бы петь для меня до конца жизни. Или стрелять — тоже ведь лучник. Или еще что-нибудь предложил бы — знаю я о его похождениях! Может, я хотя бы посмеялся как следует.
И мне было бы легче.
Но Мусагет осторожен, и он отпустил навстречу моему гневу тебя, Кора… С твоей жертвой.
Выпустил — будто стрелу из серебряного лука: найдет ли цель — уязвимое место в сердце дяди-Владыки?
— И если ты… разгневаешься… — теперь она заговорила сама, вцепившись пальцами в край плаща. — Если прикажешь заключить меня в темницу… все равно выдать за Ареса… если не дашь нам сбежать… Он… Мусагет… он будет скорбеть, но будет свободен. Я же останусь на Олимпе с тем, кого не люблю. Моя доля тяжелее, потому и молить тебя пришла я.
Нужно заговорить — огненной стрелой мелькнуло в голове. Нужно заговорить сейчас, а то у нее слова кончились — значит, сейчас попытается опять одежды скинуть, вон уже плащ дергает… Дочь Деметры, пощади вотчину своей матери, сколько еще окрестных лесов сгорит сегодня из-за вспышек моей крови?!
— Многие женщины живут с нелюбимыми мужьями, — усмехнуться получилось, только криво. — Привыкают. Рожают от них детей. И имеют любовников. Даже если это… братья.