— Но ты лучше подожди меня. Отнесу поесть своим и пойду с тобой.
Через несколько минут женщина вернулась, и они пошли к бараку. Было уже совсем темно, а Маринця с женщиной все ходили среди возов от одной группы людей к другой и спрашивали:
— Вам не встречались случайно куликовские люди?
Или:
— Не останавливались здесь куликовские?
Прежде чем ответить, люди спрашивали:
— А чья бы это могла быть девочка?
— Да отстала от своих.
И Маринця каждый раз должна была рассказывать, как она потерялась.
Мужчины слушали, устремив глаза куда-то в ночь, время от времени восклицая:
— Вы только посмотрите, люди, что может статься!..
А женщины плакали, всхлипывали:
— Пораскидала нас, деточка, война, оторвала от своих, закинула в чужие края, пожгла нам хаты!
Так Маринця ходила и рассказывала свою историю не в одном лагере.
А уже в Чернобыле, когда Маринця, разыскивая своих, рассказывала ту свою историю, один парень весело воскликнул:
— Смотри-ка! Она из-за кота потерялась, а та другая девочка — Мартуська, которую вчера забрала к себе пани из Киева, — из-за цыплят.
И пошла по лагерю Маринцина история, как она потерялась из-за кота Гриця, а вот другая девочка, Мартуся, которой Маринця не видела, потерялась, выходит, из-за цыплят, которых тоже из жалости взяла с собой. И люди уже смеялись, слушая истории, так похожие одна на другую, пересказывали их друг другу: ведь человек всегда рад случаю повеселиться, отвести душу.
— Смотрите, смотрите, вон девочка пошла, та, что из-за кота Гриця потерялась, — показывали на нее детям пальцем.
А у Маринци сердце рвалось: ведь это над ее горем смеются. Но все-таки спросила у парня о той девочке, какая она и откуда. Узнала, что яворовская, только ростом немного поменьше, чем она, и что какая-то пани-художница будто взяла ее в дочки.
А где бы, где увидеть ту девочку и ту пани?
Когда уже люди повеселились над ее бедой, опять начали Маринцю жалеть.
— А ведь верно, может, и для тебя это будет счастье, если повидаешься с той девочкой и с той пани. Ведь как тебе без отца и матери плутать по дорогам. Собака укусит, батяр[15] какой встретит. Ведь ты же, детка, совсем еще мала.
И уже все в таборе заговорили, где искать ту пани-художницу, что приносила на пункт одежду для беженцев. И только утром тот самый парень, что первым посмеялся над нею, прибежал, запыхавшись, откуда-то и сказал, что, если хочет Маринця видеть ту девочку и пани, пусть сейчас же бежит с ним в город к реке. Он узнал, что пани сегодня садится на пароход с девочкой, и сам взялся отвести Маринцю на пристань.
Маринця так бежала с тем добрым хлопцем Михаськом, словно она вот-вот должна встретиться со своими. А когда прибежали на пристань, пароход уже пускал пар, уже гудел: сейчас, мол, отчаливаю.
Но парню все-таки удалось высмотреть среди людей на палубе ту девочку Мартусю.
— Вон она, вон, в розовом платьице. А как хорошо одета и в шляпе, а была в тряпье, худшем, чем у тебя. Кричи, кричи: «Мартуська!» А то машина сейчас отойдет и уже все будет кончено.
— Мартуся, Мартуся! Я так же потерялась, как и ты!
Девочка в розовом платьице стояла не одна, а с худенькой женщиной средних лет, светловолосой, в белой панаме. С другой стороны ее держала за руку молодая, очень красивая панна в широкой темно-красной шляпе. Услышав свое имя, девочка начала махать рукой, еще не зная кому. А Маринця уже подбежала, чтобы ее было видно, и спрашивала:
— Как тебя звать?
— Мартуня Борейко! — кричала девочка с парохода.
— А я называюсь Маринця Породько! Ты откуда?
— Из Яворова!
— А я из Куликова. И потерялась под Бузьком.
— А я за Бродами.
— Куликовских не встречала?
— Была, была одна фура с куликовскими, — кричала девочка в розовом платьице. — Еще, кажется, стоят в Чернобыле.
Так они перекликались, пока можно было, и махали друг дружке рукой. Ведь не знали, придется ли им еще когда-нибудь встретиться. А так бы хотелось. Пароход свистел, пыхтел, гудел. Волны Припяти несли его все дальше и дальше, а Маринця стояла с Михаськом и готова была заплакать оттого, что она не там, не на пароходе. Но все сделала, чтобы удержать слезы, потому что рядом парень. Потом из-за этих слез еще и смеяться над нею будет.