Мы оказались в затруднительном положении. У нас была одна взрослая самка, один подросток и четверо детенышей. Скрыть этот факт от гостиничной администрации не представлялось возможным. Не решившись идти на ковер сам, я послал свою верную Ли к начальству для разъяснения ситуации. К нашему удивлению, хозяин гостиницы и его жена восприняли известие с радостью, сказав, что они обожают животных, и тут же отвели нам номер по соседству, где мы могли содержать наших драгоценных подопечных. Это была небольшая комната с умывальником, столом и гигантской двуспальной кроватью. Мы сняли с кровати все, кроме тюфяка, и тщательно накрыли пленкой. Стол использовался для приготовления корма, а умывальник — для мытья мисок. Животных мы поместили на кровати, а под стол составили корзины с разнообразными фруктами и овощами. В общем, нормальная жизнь гостиницы не нарушилась — не то что в свое время на Корфу, где я снимал фильм и где с разрешения администратора гостиницы (страстного любителя рептилий) я держал в ванне целое стадо водяных черепах. Когда очаровательная горничная-гречанка увидела это зрелище, она издала такой дикий вопль, совершенно как покойная Мария Каллас, наступи она на скорпиона (хотя в последнем случае крик, надо думать, был бы сладкозвучнее).
Проснувшись на следующее утро, я почувствовал, что, если бы кто-нибудь согласился взять у меня весь пищеварительный тракт, я отдал бы не глядя и с приплатой. В результате я сообщил Ли, что не смогу составить ей компанию в лемурных похождениях на озере, а вынужден, прикованный к унитазу, остаться в номере и наблюдать за нашими подопечными. Помимо всего прочего, я заметил, что детеныши нуждаются в частом и регулярном кормлении, особенно самый крошечный. Накормив лемурят досыта, я отправился в гостиничный бар закончить свои дневниковые записи. Меня обслуживала очаровательная миниатюрная мальгашка, говорившая только на своем родном языке. В углу бара стоял огромный цветной телевизор, включенный на полную мощь, и пока я раздумывал, что бы еще заказать из напитков, красавица жадно следила за бесхитростным развитием сюжета французской мыльной оперы, где большая часть сцен происходила в постели и сопровождалась множеством стонов и вздохов.
Перед обедом я снова покормил зверьков. Старшие уже жадно лакали молоко из блюдца, но младшего еще нужно было кормить из шприца. Он напился досыта, повиснув у меня на руке, словно прищепка, и смотрел мне в лицо большими золотистыми глазами. В этом возрасте у лемуров по сравнению с маленьким телом непропорционально большие головы, руки и ноги; смешно наблюдать, как они ходят по гладкой поверхности — походка у них что твой Чаплин. Но когда они лазят по деревьям, сразу видно, как умно приспособлены их руки и ноги. Я поставил рядом на двуспальной кровати клетки с самым маленьким детенышем и взрослой самкой, которую мы назвали Араминта, и был польщен, когда услышал, что они обменивались «хлопающими» звуками.
Я вернулся в бар, где страсти на телеэкране разгорелись с новой силой, и заказал чашку рисового супа как нечто легкое для желудка да несколько плодов манго на десерт лемурам. Бар и ресторан были переполнены, и я счел за благо вернуться в номер, подальше от какофонии голосов, всхлипов и вздохов, доносящихся из телевизора. Поскольку у меня не хватало рук нести и плоды, и дневник сразу, я сделал знак мальгашке помочь. Она взяла дневник, словно священный кубок, и бережно отнесла наверх ко мне в номер. Жонглируя плодами манго, я проследовал за ней. Она благоговейно возложила дневник на стол, стоявший у кровати; я поблагодарил ее словом «мисаотра», что по-мальгашски значит «спасибо», и красавица, кивнув головой и одарив меня ослепительной улыбкой, исчезла. Через несколько мгновений после этого я сообразил, что она механически повернула ключ в двери и заперла меня снаружи.