Ай, да Пятеркин!.
Есть фамилии, которые никак не отражаются на судьбе людей, которые их носят. Ну, например, какая, в самом деле, разница — зовут человека Беляевым или Черняевым? А моя фамилия!.. Папа, мне кажется, чувствует себя виноватым за то, что преподнёс мне её на всю мою жизнь. Ума не приложу, откуда у нас в роду фамилия Двойкин? Какой-нибудь предок плохо учился?
Правда, двоек я не хватаю. Тогда вся школа веселилась бы: «Двойкин двойку получил!», «Какое удивительное единство формы и содержания!» Эту остроту я слышу, даже когда получаю тройку или четвёрку. А уж если бы двойку… Страшно даже подумать.
Но я в общем-то не об этом хотел рассказать!
Однажды нам задали сочинение на тему «Что такое настоящее счастье?» Мы должны были написать его летом, во время каникул.
Если бы меня спросили, что такое несчастье, я бы ответил: «Иметь такую фамилию, как у меня!» А что такое счастье? — Ответить на это труднее.
Можно было написать, что летние каникулы — это и есть настоящее счастье. Что попасть на футбольный матч, когда решается судьба кубка, или проскочить на фильм, на который люди моего возраста не допускаются, это и есть счастье. Написать так было бы честно. Но я понимал, что тогда отметка очень приблизилась бы к моей фамилии или даже совсем бы с ней совпала. «Разве это настоящее человеческое счастье?» — воскликнула бы учительница литературы.
Вот почему я не торопился отвечать на трудный вопрос. Я даже заглянул в Большую Советскую Энциклопедию, чтобы узнать, что же означает слово «счастье» с научной точки зрения. Но, наверное, и учёные не смогли ещё окончательно ответить на вопрос, который задала нам учительница литературы: этого слова в энциклопедии не было.
Не стану скрывать: «настоящее счастье» сделало мои летние каникулы менее счастливыми, чем они могли бы быть.
В пионерлагере я спрашивал у всех своих новых приятелей, что они считают настоящим счастьем. Конечно, спрашивал как бы в шутку… Л они отвечали мне абсолютно всерьёз: «Ты что… того?» И только одна девочка, которая случайно услышала мой вопрос, тихо и грустно сказала: «Разве об этом можно рассказать первому встречному?» И больше я ни у кого об этом не спрашивал.
Когда я вернулся в город, до конца каникул оставалось пятнадцать дней. Каждый из этих дней приближал меня… Но тут мама решила послать меня на две недели к своей маме. То есть к моей бабушке, которая жила в маленьком городе на берегу большой, знаменитой реки.
Мама и папа проводили меня на вокзал, а бабушка встретила; как сказал папа, «меня передали из рук в руки».
У бабушки руки были шершавые, но такие тёплые, что назвать их «грубыми» никак было нельзя. Мама рассказывала, что бабушка всю жизнь занималась физическим трудом, который вообще-то очень полезен…
И если бы её сын, то есть старший брат моей мамы, не погиб на фронте, сердце у бабушки было бы здоровым. Оно было больным и усталым от горя…
Но на станции я никакой усталости у бабушки не заметил. Она так крепко обнимала меня, так горячо прижимала к своей морщинистой, загорелой щеке, что мне в голову даже пришла неожиданная мысль: встречать такого внука, как я, — это и есть настоящее счастье! Можно было бы написать об этом в сочинении. Но я всё-таки удержался…
Бабушкина комната и веранда, казалось, были не просто вымыты, прямо-таки начищены до блеска. На столе стояла ваза с полевыми цветами: их, как я потом узнал, бабушка сама нарвала. На тарелке лежали яблоки, бабушка их тоже сама собрала. И обед, вкуснее которого я никогда не едал, тоже приготовила она сама.
«Она сделала всё, что ей категорически нельзя было делать!» — сказала мама, когда я потом, уже вернувшись домой, рассказал обо всём.
— Мне сегодня так хорошо… Так легко! — повторяла бабушка.
А ночью ей стало тяжело. И совсем плохо… Бабушка боялась меня напугать и поэтому всё время говорила, что с ней это бывает часто, что ничего страшного не происходит… Но мне было страшно.
— Бабушка, чем тебе помочь, а? Чем помочь? — спрашивал я.
— Ты только не волнуйся… Это мне и поможет. Я уже приняла лекарство. Ложись спать… И прости меня: ты устал с дороги, а тут…
— Что ты, бабушка! Что ты! — ответил я.
И сделал вид, что заснул крепким сном. На самом деле я следил за бабушкой.
Через минут пятнадцать она тихо позвала меня:
— Извини, пожалуйста… Ты устал, а я… Надо будет сбегать к Матвею Степановичу. Это доктор. Тебе придётся идти через овраг, — продолжала бабушка. — Ты не боишься?