Машина стояла прямо напротив того места, где неприметно сходились два листа брезента. Ян решил выйти и заглянуть туда, поскольку в другом месте дед просто не мог скрыться. Раздвинув тяжелые полы полотна, Ян не увидел ничего, кроме черноты, и хотел было вернуться в машину, как вдруг услышал музыку. Точно такую же, что играла по дороге сюда.
Подчиняясь мимолетном чувству, Ян набрал в легкие воздуха, словно собирался нырять, и шагнул в проем между двумя полотнами. Только лишь брезентовый занавес сомкнулся за ним, чернота исчезла, словно спала пелена, но где он очутился? Ян даже провел руками по глазам и хотел пощипать себя, как рекомендуют делать в фильмах, чтобы проснуться, однако видение или новая реальность никак не исчезали. Он стоял на широкой светлой улице, вопреки очевидным фактам, на этой улице было лето. Брусчатка, выпаленная солнцем до белизны, уходила под ровную линию горизонта. По обе стороны стояли причудливые двухэтажные дома, какие бывают в южных городах.
Как завороженный, Ян сделал шаг и очутился на мостовой. Не удержавшись, он присел и потрогал теплые гладкие камни. Они были абсолютно реальные, каждый из них Ян мог рассмотреть в деталях. Про поиски деда он уже и не думал, только во все глаза рассматривал чудесную улицу. Может, это старые декорации, в каком-нибудь заброшенном кинопавильоне? Но какой же павильон, если над головой печет солнце?
Спросить было некого, улица была тиха и пуста. Ян подошел к ближайшему дому. Окна первого этажа были открыты, ветер слегка трепал между сиреневыми рамами выбившуюся наружу штору. Он остановился напротив окна, и ему показалось, что внутри промелькнул женский силуэт. Отчего-то Ян смутился и отошел в сторону.
Рядом с ним стояла круглая афишная тумба, но он не успел разглядеть сами афиши, где-то совсем рядом вдруг брякнул велосипедный звонок. Прямо посередине мостовой катил почтальон в темно-синей форме, в фуражке, с серебряной бляхой на груди и кирзовой сумкой через плечо.
Ян бросился к нему, хотел забросать вопросами, но в горле так пересохло, что язык не ворочался. Почтальон же невозмутимо остановился, соскочил с велосипеда, поставил его на ножку, двумя пальцами пригладил аккуратные усы-щеточки, залез в сумку и протянул Яну конверт. В конверте оказалась пестрая карнавальная маска, украшенная блестками и перьями.
– Что это? – все-таки смог выдавить из себя Ян.
Почтальон удивленно посмотрел на него, мол, как же можно не знать такой простой вещи:
– Вы приглашены на бал.
– Какой бал? – с еще большим недоумением спросил Ян.
Вместо ответа почтальон кивнул на тумбу. Ян повернулся и увидел большую афишу: в центре стояла женщина в карнавальном платье и маске, над ее головой сияла витиеватая надпись – «Бал-маскарад».
Ян снова повернулся к почтальону, но того уже не было.
Глава 3
– Бал-маскарад, – задумчиво растягивал слова Михаил Борисович, листая презентацию на ноутбуке. – Мы и сами об этом думали. Только, ребята, все должно быть на уровне. Понимаете меня? Не просто там маски раздать на входе, а чтобы все красиво было. Программа должна быть.
– Мы же прописали весь ивент, по шагам, – ответил Игорь.
– Да, вижу-вижу. Но бюджет…
Ян почти не участвовал в дискуссии. Ему было совершенно неинтересно, что скажет Михаил Борисович. Он был уверен, что проект уже их, а все капризные замечания и недовольные гримасы – просто игра вредного управляющего. Все мысли Яна были на той странной улице. Сейчас, когда он сидел в клубе, все произошедшее казалось абсолютно нереальным. Но не мог же он спать, стоя посреди города! И как он вышел обратно? В какой-то момент просто осознал, что стоит на Никольской, недалеко от клуба «Che», а в руках держит карнавальную маску.
– Он меня вообще слышит? – донеслось до Яна.
– Да, конечно, – очнулся он.
– Вот это разве нужно? – Михаил Борисович повернул к Яну экран ноутбука, на котором светился эскиз украшения входа в клуб.
– Да. Нужно, – просто ответил Ян.
– Это, знаете, кто-то сказал – театр начинается с вешалки, – добавил Игорь. – А у нас со входа будет начинаться.
Михаил Борисович смерил ребят неодобрительным взглядом и пытался еще что-то возразить, но Ян, неожиданно для себя, занял твердую позицию и отказывался уступить даже в малейших изменениях. Краткость и непреклонность его ответов сглаживал и смягчал Игорь. В конце концов, Михаил Борисович отказался от собственных корректировок и, непрерывно сопя носом, перешел к обсуждению бюджета.