Когда началась подготовка, он снова ощутил себя в знакомой и родной стихии. На этот раз Ян чувствовал почти одержимость. В этом проекте, казалось, сошлось все, что ему было нужно, его воплощение должно было не только восстановить популярность клуба, но и возродить самого Яна, показать, что он вернулся на свое место и в нужное время. Идея, столь внезапно осенившая Яна, заключалась в том, что он решил заполнить пустующую площадь старыми аттракционами. Вновь заведенные и пущенные машины и были главной метафорой возрождения некогда популярного клуба, который, в сущности, является таким же развлекательным аттракционом, только для взрослых… или больших детей. На поиски нужных объектов ушло немало времени. Конечно, существовала масса агентств, готовых предоставить целые парки или площадки, но суть была именно в том, чтобы с первого взгляда угадывался возраст конструкций, чтобы посетители на короткий миг перенеслись в детство, вспомнили собственные нехитрые увеселения, давно канувшие в Лету, но успевшие оставить светлые воспоминания на всю последующую жизнь.
Работать помогала и мысль о том, что заказчик так чутко уловил выстроенную метафору вечеринки, или это Ян так хорошо считал желание Евгения и прочих, стоявших за ним.
Он чувствовал, что и работает теперь совсем иначе. Бывшая когда-то горячка и беготня куда-то ушла. Вернее не ушла, а спряталась. Внутри Ян все так же переживал за воплощение своей идеи, но внешне оставался спокоен, планомерно и методично шел к цели, когда просто, когда с усилием добиваясь конечного результата. Как ни странно, но чувствовал он в себе гораздо больше силы, чем раньше, с усердием шахтера он пробивал себе дорогу через сумрак и неопределенность горного туннеля к выходу, к свету. Итогом стало то, что как раз в нужное время нашелся спивающийся горе-бизнесмен, еще в 90-х приватизировавший детский парк аттракционов и так и не сумевший превратить его доходное предприятие. Небольшое обзорное колесо, гусеница с фанерными ячейками-сиденьями с перманентной улыбкой ползущая по замкнутому кругу, неизменные космические ракеты на тяжелых кронштейнах и классическая карусель с сидушками на грубых цепях ржавели где-то на задворках парка «Сокольники», пока их не нашел Ян. К тому же, учитывая то, что аппаратура нуждалась в сильном «косметическом» вмешательстве и технической проверке, хозяин взял за аренду вполне приемлемую цену и предоставил операторов-механиков, которые были то ли его родней, то ли еще дворовыми друзьями.
Когда в середине вечеринки гостям открылся доступ на задворки клуба, где был собран парк, Ян увидел именно тот эффект, которого и ждал. Люди разиня рты смотрели на сверкающие иллюминацией аттракционы (Ян специально не стал устанавливать дополнительное освещение, только главный проход с фонарями а-ля Камергерский переулок, остальной свет шел от гирлянд на железных скелетах, площадка сверкала сама по себе, словно отражение звездного неба в небольшом озерце), сначала осторожно подходили, спрашивали «можно ли прокатиться?», потом хлынули в шаткие корзины колеса обозрения, гроздьями облепили скрипящую от натуги гусеницу, понеслись в аляповатых ракетах и визжали, болтая ногами на крутящейся карусели. Чтобы градус веселья не спадал, на площадке предусмотрительно был выстроен второй бар.
Это была последняя вечеринка, на которой Ян присутствовал лично. В дальнейшем он удовлетворялся процессом подготовки и, так сказать, «запуском». «В самом деле, – рассуждал он. – Ведь, не следит же художник за судьбой проданной картины. Какая разница, висит ли она в частной коллекции в просторном зале нормандского замка или украшает вестибюль сауны новоявленного олигарха с Рублевки? В конце концов, я продаю то, что делаю, и клиент имеет право поступать со своей покупкой именно так, как считает нужным. Меня это не должно касаться. Мир циничен, единственное, что я могу сделать, – дать адекватный ответ. Это взрослая жизнь, а ждать похвалы и восхищения от незнакомых людей можно было только в детстве. И для чего, собственно, мне их восхищение? Вполне хватит денег». Мысли об «оскорблении муз» и внутреннем соответствии художественного позыва ушли куда-то в глубину, на задворки подсознания, и не мешали работать. А работы стало много.