-«Ну а как же кикиморы в болото заводящие, лешие по лесу блуждающие, домовые, что жилище людское от несчастий берегут - они тоже часть божественного?» - дед Коваль ещё раз обошёл дерево, и сел на землю у его корней.
-«Бесовщина это всё и ересь» - уже более строго ответил отец Сергий.
-«Чудная эта «новая вера» твоя. Думаю не всякая душа людская её примет» - дед Коваль закрыл глаза и прислонился головой к дереву - «Разве можно удержать молодых, что в ночь на Купалу в лес на поиски цветка папоротника побегут, дабы желание сокровенное исполнилось; или перестать сладости всякие в сенях за притолоку складывать - для домового - чтоб горе да беду в дом не пускал, да хозяйство от нечисти берёг; а в дни когда солнце снег топить начинает, что ж никто чучело зимнее огнём палить не станет - чтоб теплом жизнь возродилась ? Не выживет род человеческий, если с землёй, ветром, огнём и водою слова единого найти не сможет» - дыхание у деда Коваля становилось всё реже и тише - «Так что, вряд ли ты верою ... своею... людские души покорить сможешь... вот только... если... старую и новою ... соединить ... возможно было... тогда... одна другую дополнит... и силу небывалую ... обретёт...» - голос стих.
Отец Сергий за всё время монолога деда Коваля не смотрел в его сторону. Чтобы скрыть раздражение охватывающее его, он изучал противоположный берег реки и как только наступила тишина разразился негодованием.
-«Это как же можно столь чистое и непорочное с такой...» - и осёкся на полуслове, ноги его подкосились, и он кулём осел на землю.
Дед Коваль не дышал. И всё вокруг стихло в ожидании чего-то. Не слышно было ни пения птиц, ни стрёкота насекомых в траве, ни шелеста листьев - ничего. Оглохшая пустота.
«Что жеж это я натворил? Каким словом так старика обидел? Ну зачем я разговор такой завёл?» - мысли в голове у отца Сергия путались, толкали друг друга от желания найти оправдание - «Куда ж мне теперь его? К обозу снесть назад надо бы. Господи всемилостивый! Укрепи силы мои! Молитву то какую? Земле ж предать надо. Господи...»
Отец Сергий сделал над собой усилие и на четвереньках подобрался к телу деда Коваля. Лицо старика становилось всё бледнее и бледнее. Седые волосы его шевельнулись и подчиняясь неизвестно откуда взявшимся струям воздуха, стали распределяться по стволу берёзы, словно какое-то незримое нечто присев у ног деда обдувало его своим дыханием. Присутствие этого «нечто» почувствовал и отец Сергий. Замерев, он глядел в пустоту. Занесённая над телом рука с горстью земли так и не смогла разжаться.
А с телом старика происходило преображение. Растущие вокруг травы вытянулись и опутали ноги деда Коваля по пояс, скрыв так же кисти рук лежащие на земле. Лицо и шея стали совсем белыми, под стать надетой рубахе и покрылись тёмными пятнами. Через минуту, если не знать, что здесь только что присел человек, проходящий мимо путник , подивился бы на прикорневой нарост берёзы напоминающий «спящего у дерева».
Всё это зрелище наводило ужас на отца Сергия, и он никак не мог освободиться от оцепенения сковавшее его тело. Он зажмурился и соединив в себе остатки воли заговорил:
-«Господи! Прими душу раба твоего...»
-«Принимает земля затею твою с храмом Господнем. Беречь от тлена и праха обязуется...» - гулкое эхо влетело в уши отца Сергия, заставив его открыть глаза. Берёзовый нарост смотрел на него ожившими глазами. От неожиданности рука отца Сергия разжалась, осыпав его собранной горстью земли. Взгляд у нароста посуровел и прорезавшийся чуть ниже рот заговорил:
-«Ты что ж это? Схоронить меня удумал?»
Повинуясь инстинкту самосохранения, отец Сергий отпрянул назад от «берёзового нароста». Уверивши себя, что всё это ему только снится, он начал интенсивно растирать себе лицо руками, в надежде прогнать кошмарные сновидения, грязня лоб остатками земли, застрявшими между пальцев. Через минуту стало жарко от прихлынувшей к коже головы крови, и он вновь открыл глаза. Берёзовый нарост вновь обрёл облик деда Коваля.
-«Время моё выйдет тогда, когда я на этом свете никому уже не нужен буду. А пока, ежели с каждым новым рассветом, мою душу другая человечья душа кликать будет - я жить должен!» - говорил дед Коваль, кивком головы указывая вниз пригорка, где уже появилась маленькая мальчишеская фигурка.
Тяжело дыша, Андрейка наконец одолел подъём и сделав ещё два шага рухнул на землю рядом с дедом - «Фу-у-у!» - переводя дух, он рылся в принесённой котомке.
- «А хотите, хотите я лик «Спаса Нерукотворного» нарисую, чтоб над входом в церковь людей встречал. Хотите?» - он перевёл взгляд на сидящего в стороне отца Сергия. Глаза Андрейки округлились от удивления, и он добавил, обращаясь уже к старику: