- А мне можно поучаствовать? - спросила шепотом Юля.
- Можно, но ты же ничего не видишь?
- А что я должна видеть?
- То, что должна.
- Как с коктейлем?
- Почти.
Народу в квартире прибывало. Вернее, происходила ротация. Кто-то исчезал, но появлялись и новые лица. Юля вдруг почувствовала себя втянутой в чужую глупую игру, смысл которой ускользал от неё. И объяснять никто ничего не желал.
- Хочу в музей, - сказала обиженно она. - Все равно, в какой.
Кевин с готовностью посмотрел на часы.
- Успеем, - прикинув что-то в голове, наконец, сообщил он. - Только выходим сразу, без всяких маникюров и пластических операций.
***
Поезд Q домчал их до Манхеттена за какие-то сорок минут. Там они сели на автобус и протелепались ещё полчаса в неизвестном Юле направлении. Затем прошли пешком через сквер и оказались у заброшенного с виду здания, унылого, как хрущёвка перед сносом. Табличка с надписью «Museum» на нём, однако, была, и внутри процветал порядок, а вход загораживала стеклянная будка с униформенной женщиной на посту.
- Ten bucks, - произнесла она.
Ну наконец-то, хоть кто-то заговорил в этой стране по-английски! Кевин сунул ей двадцатку и получил взамен картонные квитки. Они прошли за турникет, где коридор немедленно раздваивался, и горели красным указатели, сообщающие очень полезную для посетителей информацию, а именно: «left» и «right».
- Нам куда? - уточнил у Юли Кевин, и она безразлично показала налево.
Крутая лестница уходила вверх, и ступенек в ней имелось никак не меньше ста. За дверями им открылся зал, полутёмный и прохладный. Угадывались ветхие стены и кое-где — подсветка экспонатов. Они подошли к первому из них.
Под стеклом лежал одинокий булыжник, покрытый зелёным мхом.
- Что это?
Юля произнесла вопрос таким тоном, что любой другой мальчик из тех, которых она знала до сих пор, немедленно принялся бы извиняться. Кевин же всего лишь приблизил своё лицо к табличке.
- Камень мостовой, - довольный, отрапортовал он. - Восемнадцатый век.
- И всё?
- По-видимому, да.
Пройдя чуть дальше вдоль стены, они замерли у куска ржавой железной трубы. Кевин, стремясь быть на шаг впереди желаний спутницы, прочитал вслух:
- Остатки водопроводной трубы. Бруклин. Конец двадцатого века.
У полусгнившей доски, сломанной пополам Юля сказала:
- Дай я угадаю. Часть забора. Двадцать первый век.
- Осечка, - злорадно сообщил Кевин. - Еда бобров штата Пенсильвания.
- Бедные животные! У них там свежего дерева нет?
- Не в этом дело, - послышался чужой голос сзади. - Наводнением унесло дом, и он застрял в бобровой плотине.
Говоривший не имел на себе униформы, из чего можно было заключить, что он — такой же посетитель. На лице его красовались пышные усы.
- Вы часто здесь бываете? - вежливо осведомилась Юля, стараясь спрятать акцент.
- Каждый день. Иногда по два раза.
- А что здесь для вас самое интересное?
- С удовольствием вам покажу. Идёмте.
У экспоната оказалось разбитым стекло, а сам он, должно быть, отсутствовал, поскольку ровно посередине демонстрационной дощечки зияла дыра.
- Символ несуществующего, - важно сообщил усач. - Автор неизвестен. Век тоже.
- Подделка! - воскликнул Кевин. - Оригинал хранится в Лувре.
- Это в Лувре вашем подделка, - невозмутимо возразил мужчина. - А здесь и сертификат есть, и результаты экспертизы. За него «Солсби» предлагал двести миллионов.
- Фунтов? - язвительно уточнил Кевин.
- Ну, не долларов же.
Они продолжили экскурсию, осмотрев скелет городской крысы, сломанную патефонную иголку, вязаные носки сержанта армии конфедерации, зуб неизвестного чиновника, гвоздь, засохшую слюну гадюки.
«Мне это снится, - сказала себе Юля. - Этого не может быть. Музеев бессмысленного хлама, найденного на помойках мира, не существует. А если это сон, то мы сейчас в том легко убедимся».
С тех пор, как они вошли сюда, в зале народу значительно прибавилось.
- Послушайте, - обратилась Юля к одному из них, молодому парню лет тридцати. - Вы не могли бы пожертвовать для нашего музея свой глаз?
- Левый или правый? - бодро уточнил парень.
- Правый, наверное, лучше. Как ты считаешь, Кевин?
- Несомненно.