Понаблюдав немного и убедившись, что со стороны Бубновских бойцов, теперь уже бывших, ничто не угрожает, я подошёл к их предводителю. Он лежал, впечатавшись лицом в снег и старательно изображая жертву лесной разборки. Треск автоматных выстрелов заставлял мелко вздрагивать пучок волос, запорошенный взметнувшимися от взрывов снежинками и хлопьями гари. Я легонько толкнул косичку носком ботинка, и она послушно перекатилась на плечо.
— Вставай, Бубен, простынешь, — ласково попросил я. — Да и ехать пора, пока весь кабак на улицу не высыпал. Или ты ждёшь, когда по тебе шарахнут прямой наводкой из гранатомета?
Такой исход дела его явно не устраивал. Он сразу закопошился, приподнимаясь и оглядываясь вокруг.
— Ты что, сука, творишь? — не очень уверенно начал он. — Ну, ты попал…
Подоспевший Мишаня не дал ему договорить, ударив его ногой между рёбер. Я поморщился, услышав хруст ломаемых костей, и скомандовал:
— Давай его в машину. Быстро, пока в «Кедре» никто не догадался ментов вызвать. Их нам только не хватало.
Перспектива общаться с представителями закона Мишаню тоже не вдохновляла. Он молча ухватил Бубна за его злополучную косичку и споро поволок за собой, как древний варвар поверженную жертву. Жертва, поскуливая и оставаясь на четвереньках, отчаянно перебирала руками и ногами, торопясь за своим повелителем. Мишаня сел за руль, оставив Бубна на моё попечение. Тот сразу забился в угол салона, бурча что-то себе под нос. Взревел двигатель микроавтобуса. Вспыхнувшие фары высветили безрадостную картину. Первую машину Бубновского кортежа развернуло поперёк дороги, практически полностью запечатав выезд со двора. Глубокая снежная целина на обочине с торчащими кое-где стволами молодых деревьев наводила на грустные мысли. Другой дороги отсюда, однако, у нас не было.
— Врубай, полезем по снегу! — крикнул я, почти физически ощущая, как уходит драгоценное время.
В проёме ресторанной двери уже мелькали чьи-то лица. Я подхватил лежащий на сиденье автомат, вывалился наружу и дал длинную очередь поверх голов любознательных граждан. Те сразу скрылись, сочтя за благо больше не высовываться, раз их не трогают. Мишаня меж тем, включив полный привод, сдал назад, набирая дистанцию для разгона. Засесть сейчас в снегу было равносильно смерти. Выбраться отсюда нам уже не дадут. А оттаскивать с дороги горящую и готовую в любой момент взорваться машину рискнул бы разве что сумасшедший. Автобус рванулся вперёд, увеличивая скорость. Узенький просвет между бортом перегородившего дорогу автомобиля и толстым стволом тополя стремительно приближался. Влетев с размаху в снежную бездну, машина утробно завыла, перемалывая колёсами вязкую кашу и буквально по сантиметру выползая вперёд. Скрежетнула дверь, зацепившись за точащий сук, затем что-то противно ударило в днище, заставив меня замереть; но автобус уже оказался передними колёсами на дороге. Ещё рывок — и машина, как пробка из бутылки, вылетела из снежного плена и понеслась вперёд. Мишаня, ворча и отплёвываясь, обернулся ко мне:
— Как, босс?
— Здорово, — похвалил я его. — Куда дальше ехать, знаешь?
Он кивнул в ответ и снова погрузился в сосредоточенное созерцание дороги, белой полосой вьющейся под колёсами. Машину снова тряхнуло, и мы оказались на шоссе.
— Что ты задумал, Махницкий? — Неожиданно вспомнил мою фамилию Бубен. — Куда вы меня везёте?
— Прямиком на небо, — усмехнулся я. — Побудешь ближе к богу, подумаешь о жизни — глядишь, и раскаешься, человеком станешь.
— Шути, Шути, — проворчал он. — Дошутишься. Моя смерть всё равно ничего не изменит. Это я тебе говорю. Завтра вас начнут отстреливать, как бешеных собак.
— Ой ли? — усомнился я. — И кто же этим займётся, если не секрет? Впрочем, тебе, дружок, будет уже не до этого, обещаю.
Он завозился на полу, собираясь ответить, но прикусил язык и умолк, зло сверкая глазами.
— Слушай, Бубен, — сказал я. — У меня к тебе предложение. Скажи, кто твой хозяин, и, честное слово, я отпущу тебя с миром. Ну, может, Мишаня пнёт тебя пару раз напоследок. Но жить ты после этого будешь. В противном случае ты всё равно расколешься, но пережив при этом много неприятных минут.
— Пытать будешь? — оскалился он. — Давай, посмотрим, что из этого выйдет.
— Ну-ну, — видя его упрямство, я смирился с неизбежным и молча уставился в окно.
Машина свернула с шоссе и остановилась у высоких железных ворот. На сигнал из будки выбрался сторож, переговорил с Мишаней и, получив несколько купюр, принялся суетливо распахивать створки.