— Сядь, не мельтеши, — распорядился Калач. — Олег привозил Наташку по моей просьбе. Крестница она моя, понял? А так как батя её сейчас не при делах, то я за неё отвечаю. Вот и хотел расспросить Нату, не наезжает ли кто, то да сё…
— Заодно в картишки с ней перекинуться, — в тон ему невинно продолжил я.
— Ты, — зашипел он, мрачнея, — ты чего из себя крутого строишь, а?! По рогам давно не получал?
— Не надо так злиться. Для здоровья вредно. Сердечко ещё не шалит, нет? Обязательно зашалит, — уверенно пообещал я, — если будешь вякать лишнее. И мне ты ничего не сделаешь, так что не пугай. Тронь
хоть пальцем, и всю оставшуюся жизнь, очень короткую, кстати, проведёшь в поисках пятого угла. Артём за меня спросит, так и знай.
— При чём здесь он? — удивился Калач.
— При том, — ответил я. — Узнаешь со временем.
— Продался, гадёныш? — снова зашипел он. — Всегда считал, что нельзя доверять фраерам вроде тебя, которые себе на уме.
— Это была единственная умная мысль, которая посетила твою голову? Негусто. Теперь я понимаю, почему Наташа никогда не рассказывала о своём крёстном. Стыдилась, наверное.
— Вали отсюда!! — заорал Калач, багровея. — И считай, что заново родился. Если бы не… — он замолчал, тяжело дыша и с ненавистью глядя на меня.
— Можешь не продолжать, — сказал я. — Всё и так ясно. Но, видишь ли, при всём желании я не могу свалить отсюда. Дело в том, что у меня действительно в бензобаке пусто. Не выручишь, а?
Он обомлел от такой наглости и какое-то время только беззвучно открывал и закрывал рот. Потом выдавил, отворачиваясь:
— Ренат, отвези этого… — он сморщился, будто от оскомины. — Чтоб духу его здесь не было. А если ещё раз кто-нибудь перелезет через забор, я с тебя спрошу, понял?
— Да. — Ренат бросил колоду на стол и поднялся. Судя по всему, он был рад хоть на время скрыться подальше от рассерженного авторитета.
— Езжайте, — процедил Калач.
Мы с Ренатом дружно затопали к выходу. Сев за руль, он покосился на меня и сказал:
— Горя ищешь, парень. Калач тебе не простит сегодняшний базар.
Я отмолчался. Простит, не простит, вот печаль. Меня в данный момент больше мучили совсем другие мысли.
— Куда тебя отвезти?
— В город. А там определимся, — ответил я.
Дядя Паша, открыв дверь, недоверчиво посмотрел
на меня. Потом отступил назад, повернулся и крикнул в глубину квартиры:
— Сонь, ты только посмотри, кто к нам пожаловал! Беглый племянник скрывается от правосудия в доме дядьки-мента! Картина Репина, ей-богу!
— Что ты кричишь. — Тётка появилась из кухни, на ходу вытирая руки. — Заходи, Саша. Голодный?
— Вообще-то, да, — признался я. — А с чего ты взял, дядя Паша, что я скрываюсь от правосудия?
— С чего? — возмутился он. — Ориентировка на тебя была! Дожили! Позор какой!
— Никакого позора, — сообщил я, снимая пальто. — Обычная накладка вышла. Компетентные органы во всём уже разобрались, извинились и отпустили меня с наилучшими пожеланиями. Жаль, гражданин начальник, что вам это до сих пор не известно.
— Как так? — растерялся он. — Я ведь сам утром на совещании слышал… Погоди, ты это серьёзно?
— Позвони на работу, — предложил я. — Хотя мне, конечно, обидно, что ты поверил в такое. В чём меня, кстати, обвиняли?
— Сказали, есть информация, что ты Бубна убил, — неуверенно ответил он. — Это правда?
— Совсем сдурел, старый? — вмешалась тётка. — Ты что, Сашу не знаешь?
— Сам не пойму в последнее время, — проворчал он, испытующе глядя на меня. — Ох, смотри, Санька, допрыгаешься. Дай-ка я всё-таки позвоню на работу, — решился он. — Узнаю, что за сволочь такие накладки допускает.
— Потом узнаешь, — решительно вмешалась тётка. — Мойте руки, ужин стынет.
— А в контору свою можешь не звонить, — через несколько минут промычал я с набитым ртом, — я и без того знаю, чьих это рук дело.
— Да ну? — дядька отложил вилку.
— Конечно, — кивнул я. — Майор Саблин, девятое отделение.
— Кто? Саблин? Не может быть, — не поверил он.
Пришлось рассказать ему о своём вчерашнем задержании. О том, что Саблин работает на Артёма, я тоже упомянул.
— Странно, — протянул дядя Паша. — А ты ничего не напутал? Саблин всегда был правильный мент, ни у кого с рук не ел.
— Спутаешь тут, — я отодвинул пустую тарелку. — Его толстую рожу ни с кем не спутаешь.
— Толстую, говоришь? Ну-ка, опиши мне его поподробнее, — попросил он.
— Зачем? — удивился я.
— Надо. Так как он выглядел?
— Как? Толстый, лысоватый, лет сорока, может, старше. Одет был в гражданку. Лицо отёчное.