Глава 2
ПАЛЁНЫЙ
«Очки» свои Кирилл так и не нашёл — пришлось отрезать от «седла» кусок кожи и сделать новые. Пленный лежал, скрючившись, в задке саней и беспокойства не причинял. Впрочем, и без него забот хватало. В частности, обнаружилось, что в результате проведённой баталии Кирилл остался «голым и босым»: нет у него ни еды, ни спальных принадлежностей. Правда, есть одежда, доспех, который он так и не снял, и четыре оленя, два из которых бегут на привязи за нартой. «Ситуация, конечно, не смертельная, но забивать на еду сильного, хорошо обученного упряжного оленя жалко, а спать без приличной подстилки и полога довольно неудобно. Кроме того, держать пленного всё время связанным нельзя, а если развязать, то где гарантия, что в первую же ночь проснёшься на „этом“ свете, а не на „том“? Кроме всего прочего, я ведь не на прогулку выехал, может, ещё и погоня будет... В общем, так и так получается, что надо догнать Чаяка с ребятами. Но вот как и где?»
Поле ровного, припорошённого снегом льда кончилось. Дальше лёд стал каким-то корявым — он явно уже ломался, замерзал и снова ломался. Кирилл едва успел подумать, что ехать дальше слишком опасно, как наткнулся на эту самую опасность — прямо перед ним была небольшая полынья, в которой плавал битый лёд. Один санный след вёл прямо к ней, другой уходил в сторону. Учёный остановил своё транспортное средство и провёл беглое расследование. Результаты были печальны: «Похоже, тут кто-то провалился — одна или две упряжки. И никто, кажется, не спасся — все ушли на дно. Значит, нарта была тяжёлая. Остальные повернули к берегу. Там, однако, сплошные скалы, в поле зрения только один распадок, который издалека „проезжим" не выглядит, тем более для грузовых нарт. Впрочем, выбора нет — надо посмотреть».
Кирилл уже знал, что на выходе ручьёв к морю часто образуются небольшие каньончики длиной в сотню-другую метров. А дальше — вглубь берега — долина вполне может стать широкой и ровной. Зимой эти микроущелья иногда забивает снегом до самого верха. В данном случае снега оказалось немного, а следы на нём однозначно свидетельствовали, что недавно в верховья прошёл небольшой караван. Кирилл порадовался своей прозорливости и двинулся вперёд. Надежда на скорую встречу крепла на каждом повороте. «Судя по истоптанному снегу, ребятам пришлось здесь повозиться с грузовыми нартами, так что двигались они отнюдь не быстро. То ли дело я — на почти пустых санях!» Стоило Кириллу это подумать, как его нарта скользнула вбок и заклинилась между камней. Ничего страшного не случилось, однако чтобы выбраться, нужно было одновременно понукать оленей и приподнимать тяжёлый задок нарты — как это сделать, будучи в единственном числе?
Некоторое время возница мучился сам и терзал несчастных оленей, а потом произошло странное. Нарты как бы сами собой приподнялись, продвинулись вперёд и оказались на ровном месте. Кирилл тут же утопил ногой в снег якорь-тормоз и вскочил на ноги. Позади саней на снегу стоял пленный казак и криво ухмылялся:
— Хреново ездишь, Кирюха! Правей брать надо было — вдоль стеночки.
То, что служилый его узнал, странным не было — Кирилл достаточно долго исполнял роль писаря в Коймском остроге, в лицо его знали многие. Сам же он служилых и промышленных различал плохо — все они были усатые-бородатые, разглядывать и запоминать их никакого желания (да и нужды!) у писаря не было. Данная же человеческая особь никакими особыми приметами не обладала, разве что голос показался знакомым — с ним было связано какое-то воспоминание. Кирилл поворошил слегка память, ничего там не нашёл и спросил просто так — для коммуникации:
— Развязался, что ль, служилый?
— А то! Молод ты, паря, волков старых в полон брать.
— Полегче, дядя! — чуть угрожающе проговорил учёный и незаметно (якобы) прихватил левой рукой ножны, чтобы легче выдернуть тесак. — Шустрый такой ты мне не очень нужен.
— Знамо дело! — охотно согласился пленник. — Так ить должок за тобой имееца!
— Кому я должен — всем прощаю!
— Ослобонился давненько я, Кирюшка, — продолжил служилый. — Сколь раз по дороге мог тя живота лишить, да взял грех на душу — пожалел разбойника. Грех-то не малый — не отмолить теперь!