— Хватит!.. Кхе! Гмы... Женщина, ты свободна. Можешь вернуться к таучинам — я не держу на тебя зла. Можешь остаться с менгитами. Кхе... Уходи! Я буду говорить с этим воином на его языке!
Луноликая колебалась не больше секунды — и двинулась вперёд. Она прошла совсем рядом с Кириллом. Он напрягся, чтобы не повернуть головы, чтобы не скосить глаза, пока она не исчезнет из поля зрения. Офицер смотрел на них. Он, наверное, чувствовал, что происходит нечто напряжённо-серьёзное, но вряд ли понимал, что именно.
А Кирилл смотрел в лицо сверстнику, отмечал пятна старых и новых обморожений на коже, тёмные круги под глазами и прикидывал, что бы такое ему сказать? Так ничего и не придумав, он спросил — буднично и просто:
— Сколько ночей уже не спишь, Владимир?
— Что-о?! Ты... Вы... Встать, когда с тобой говорит офицер Его Импера...
— Перестань, — отмахнулся учёный. — Меня зовут Кирилл. Я не дворянин, но учился, наверное, больше и лучше тебя.
— Врёшь... мерзавец!
— Не хорохорься, лейтенант. В Российской армии у меня такое же звание. Правда, я числюсь в запасе... И армия эта из будущего другого мира — надеюсь, другого!
— Кхе-кхе... Дезертир?! Изменщик!
— Может, оно и так... Скажи лучше, о чём ты собрался говорить с врагом? Что хочешь нам предложить?
— Да кто ж ты такой?! Толмач, что ли?!
— Считай, что таучин, — усмехнулся Кирилл. — Тойон, князец или «лучший мужик» — понимай как хочешь.
— На Потаповых работаешь! — догадался офицер. — Иуды! Столько народу сгубили, сволочи! За тридцать серебреников продались!
— Ни на кого я не работаю, — разочаровал собеседника Кирилл. — И денег не получаю — ни от кого никаких. Только тебе этого не понять. Псы вы тут все! Дворовые псы — в меру верные, в меру подлые, но все трусливые и жадные... Короче: чего надо?
Офицер утёр рукавом нос, оглянулся на своих и заговорил:
— С таучинами хотим замириться: нам аманатов, вам государевы подарки. Оленей вернёте. Пусть и не всех... Договоримся... Государю отпишу, что замирились, покаялись и под рукой его быть поклялися. Бог даст, вам милость выйдет — ещё и с прибытком будете!
— А острог?
— Ну... — замялся лейтенант. Как бы пожар приключился — по воле Божьей...
— И Петруцкого по той же воле бревном зашибло, да? — усмехнулся Кирилл. — Не прокатит, Володя. Эту сказку ты для таучинов придумал — поверят, мол, нехристи, а там видно будет. Я тебе так скажу: ни строиться, ни кормиться мы вам не дадим. И ружья с пушками вам не помогут — до весны никто не доживёт. Могу предложить лишь одно — «добровольную смерть». Бросайте оружие, и мы вас перебьём — всех. А мавчувены и сами разбегутся.
— Кирилл... Эта...
— Что?
— Я не... Я тебя не выдам! Святой крест — не выдам!
— Ты считаешь, меня просто разбойником, да? Ладно, пусть так и будет. Только ты меня обязательно выдашь, Владимир! И сдашь, и выдашь, и продашь при первой же возможности! Ваши понятия о чести мне известны. А потому: иди на хрен! Я бы на твоём месте просто застрелился.
Офицер медленно повернулся. Постоял несколько секунд и двинулся прочь. Походка у него была странной — словно ноги перестали сгибаться в коленях. Он отошёл метров на пять и остановился, сгорбился — кажется, полез за пазуху.
«Если у него там пистолет, — размышлял Кирилл, — то с разворотом может и пулю всадить. С такого расстояния промахнуться трудно. Начнёт поворачиваться — надо резко качнуться влево... Или чёрт с ним?»
Лейтенант не повернулся. Но выстрел всё-таки раздался — как-то глухо. Меховой капюшон на офицерском затылке разлетелся кровавыми клочьями.
«Молодец, — мысленно одобрил Кирилл, поднимаясь на ноги. — Вот только кухлянку мне забрызгал, сволочь. Правда, она и без того грязная... Теперь надо с Тгелетом разобраться».
Казалось, что с тех пор прошла тысяча лет, что прожито несколько жизней, но Кирилл узнал-таки одного из посланцев — он когда-то конвоировал его к жилищу всемогущего демона. Учёный даже ослабил контроль над собой, чуть не выпустил волнение наружу: