Ни хоронить, ни даже прятать тело не стали — просто оставили лежать на снегу. Кирилл снял с убитого крестик и повесил его себе на шею. Он и сам не мог толком понять, зачем сделал это — так, на всякий случай.
Вечером военный совет единогласно принял решение: оба парня с грузом добычи отправляются в родные края. А Кирилл с Чаяком остаются «пасти» войско менгитов. Если будет погоня, им её надо задержать или, если получится, увести по ложному следу.
Счёт времени Кирилл потерял — три дня, пять, восемь... Потом всё смешалось — бесконечный бег оленей, слепящий свет солнца, отражённый снегом, мёрзлое сало на зубах. Сна не было — во всяком случае, учёный не помнил, как он спал: просто закрывал глаза и тут же открывал их, потому что груз был уже уложен, отдохнувшие олени запряжены и нужно ехать дальше. Впрочем, всё это было не очень мучительно. Настоящая пытка начиналась, когда они приезжали в какой-нибудь посёлок или стойбище. Нужно было сидеть в переполненном пологе и говорить, говорить, говорить... А также есть, есть, есть...
Данный район не был для Чаяка «родным». Друзья, знакомые и родственники дальних его родственников тут, конечно, встречались, но авторитет знаменитого купца и разбойника не был абсолютным. Воины, вернувшиеся из недавнего похода, принесли весть о великой победе таучинов, но в соответствии с местной традицией в их рассказах главным командирам уделялось крайне мало внимания. В основном речь шла о собственных подвигах (кто, как и сколько убил врагов), а также о подвигах односельчан — живых и погибших. На первых двух-трёх «посиделках» Чаяк пытался рассказывать, что таучинов повёл в рукопашную атаку не кто-нибудь, а вот этот молодой воин Кирь. Что именно он — Чаяк — во главе многих «сильных» набросился на русских с тыла и всех их поубивал, включая самого главного начальника. Хозяева слушали истории с жадным интересом, в правдивости рассказчиков нисколько не сомневались, но воздавать почести героям не торопились. Кирилл в конце концов осознал, что для таучинов они сейчас не предводители и не герои, а просто РАССКАЗЧИКИ, которые успешно развеивают их скуку.
Тем не менее несколько раз Кирилл принимался говорить по существу, взывая к здравому смыслу слушателей. Он говорил, что сюда движется огромное войско менгитов и множество мавчувенов с ними, что надо собрать весь скарб, всех стариков, детей и женщин и уйти с дороги этих врагов — пусть они роются в мусорных кучах и ворошат золу потухших костров. Не получив пищи, не взяв добычи, русские рано или поздно уйдут, и тогда можно будет вернуться и продолжать заниматься своими обычными делами. «Авторитеты» слушали пламенные речи молодого воина, кивали головами и снисходительно улыбались: не пристало, конечно, юноше учить «сильных» правильной жизни, но он так складно говорит — приятно послушать! Нет, никто никуда разбегаться, конечно, не будет — зачем?! Вон там — на скале — есть «крепость». В ней укроются наши семьи, а воины будут её защищать — так было всегда, так будет и теперь. Другой вариант реакции: это даже и хорошо, что сюда идут враги! Мы позовём соседей — тех и этих — и будем с ними сражаться. Их много? Так ведь и нас не мало! И потом, дело ведь не в количестве — это все знают! — а в храбрости и удаче. Вы, гости дорогие, сами рассказывали, как побили множество русских на реке Ог, а мы чем хуже?
«В общем, Чаяк был прав, утверждая, что ничего путного организовать не удастся. Можно, конечно, посчитать таучинов тупыми и недоразвитыми, но на самом деле они просто мыслят иначе, у них другие „базовые” ценности. И с этим, похоже, ничего не поделать...» — Кирилл это понимал, но всё ещё оставался «белым» человеком. Перед его мысленным взором вставали картины разгромленных стойбищ, и он гнал и гнал вперёд оленью упряжку, говорил и говорил свои речи. Чаяк покорно вёл их маленький караван от стойбища к стойбищу, кивал и поддакивал своему «другу» на посиделках — без всякого вдохновения и надежды.
Они изъездили огромную территорию — километров, наверное, двести вдоль побережья и столько же вглубь материка. Потом Кирилл решил вернуться и начать всё сначала. Они двинулись к исходной точке, но раньше, чем достигли её, на холмах вдали замелькали оленьи упряжки — передовые разъезды мавчувенов. Вскоре путникам встретился длиннющий караван оленьих нарт — знакомое стойбище переезжало на новое место. Радоваться этому не пришлось — таучины двигались не вглубь материка, а параллельно берегу к широкой перевальной долине, где обычно собираются жители этих мест.