Со временем ритм движения наладился — километров 10-12 в день при отсутствии на пути серьёзных препятствий. А препятствий встречалось немало — в основном реки. По сути дела, войско теперь двигалось вслепую. Высылаемые на разведку пешие отряды мавчувенов, усиленные несколькими икутами, обычно не возвращались. Иногда потом в тундре находили их тела с многочисленными дырками от стрел и копий. Получить информацию от местного населения тоже не удавалось — за полным отсутствием такового. В лучшем случае на пути россиян встречались спешно покинутые жителями маленькие летние стойбища таучинов. Выйдя на берег какой-либо значительной реки, войско начинало двигаться вверх по течению в поисках удобного для переправы места. Через день-два история повторялась, так что маршрут, наверное, был зигзагообразным и всё время забирал куда-то к югу.
Снег, кроме многолетних снежников, растаял, вода сошла, тундра зазеленела и украсилась множеством цветов. Из всего этого ботанического многообразия российских воинов в основном интересовали иван-чай, щавель и дикий лук. Со сбором даров природы у служилых постоянно возникали проблемы, поскольку покидать колонну на марше или лагерь на стоянке без спроса не разрешалось. Кирилл умилился почти до слёз, когда узнал, что народ не только поедает зелень с превеликой жадностью, но и торгует ею друг с другом по «безналу», а также даёт ею взятки (подарки) начальству.
Наверное, кругом вовсю чирикали птички, пищали пищухи и перекликались евражки, но Кирилл слышал в основном чавканье воды под ногами, хорканье оленей и мат служилых — не считая гудения комаров, конечно. «Много» этих насекомых стало сразу — словно они сидели где-то в засаде. Потом их стало «очень много», но не надолго, потому что следом наступило обычное летнее состояние тундры, когда для оценки количества кровососов термины «много» — «мало» не используются, а говорится просто, что «комар есть». Это означает, что любой обнажённый участок кожи мгновенно покрывается серой копошащейся массой в несколько слоёв. Дымокуры и дёготь, которым многие мазались, помогали плохо. Реальное облегчение приносил только ветер. Как только он поднимался, народ первым делом начинал справлять нужду — чтоб без мук, чтоб по-человечески.
Публичные порки батогами участились. Били в основном мавчувенов — они теряли оленей. Русским, вероятно, дела не было до того, что удерживать контроль над животными, когда их заедают насекомые, целое искусство, что содержать их в это время нужно в подходящих местах, а не в каких придётся, что наконец жители тундры не используют летом оленей в качестве транспорта вовсе не по своему тупоумию.
Кое-что положительное в этой ситуации для Кирилла всё-таки было. Обилие комаров он переносил сравнительно легко — словно родился и вырос в тундре. В отличие от большинства русских, он даже не страдал от бессонницы, а если и страдал, то вызвана она была причинами внутренними, а не внешними. Кроме того, на ночёвки теперь останавливались обычно на возвышенных, продуваемых ветром местах. Древесная и кустарниковая растительность если и присутствовала поблизости, то в очень незначительном количестве. Соответственно, топлива для приготовления пищи всем не хватало — в лучшем случае чуть подваренное мясо вкушало только начальство. Рядовой состав плевался, матерился, но сырым мясом брезговал и жил впроголодь. Когда становилось невтерпёж, куски мяса пытались обжаривать на пучках шикши, рододендронов или на веточках сырой ольхи и карликовой берёзы. Встретить заросли кедрового стланика считалось праздником. Тем не менее оленей регулярно забивали, и несъеденное мясо доставалось «иноземцам», которые «аки звери алчные и сырьём сожрут». В общем, привычный к сырой оленине Кирилл в это время питался «от пуза».
Потом комар как бы схлынул, но появилась мошка и, конечно же, мокрец. Это означало, что короткое полярное лето перевалило за середину. В принципе, укусы мошки серьёзнее комариных — насекомое не протыкает кожу жалом, а выгрызает в ней миллиметровый кусочек и слизывает с ранки выступающую сукровицу. Такие «дырки» долго не зарастают и сильно чешутся. Кроме того, в отличие от комара, мошка любит заползать под одежду — за шиворот, в рукава, за голенища сапог. Тем не менее у неё есть три достоинства: укусы мошки вначале почти безболезненны, поскольку насекомые применяют анестезирующий секрет, они не жужжат в полёте и, соответственно, меньше «давят на психику», кроме того, мошка не атакует в замкнутом пространстве, будь то дырявая палатка или полог. Мокрец по сравнению с комаром и мошкой — мелочь, недостойная внимания. Сами насекомые микроскопичны, но, собравшись скопом, имеют привычку выедать кожу до мяса в местах, где одежда плотно прилегает к телу. Всё это безобразие сходит на нет вместе с первыми заморозками.