К тому времени армия Петруцкого перевалила водораздел и двигалась в ту же сторону, в какую текла вода в ручьях и речках. Всё чаще и чаще в разговорах служилых звучали слова «Айдар» и «острог». С исчезновением насекомых кончилась и «мирная» жизнь. Рядовой состав вряд ли имел полное представление о происходящем, что уж говорить о пленных или приравненных к ним персонах. Ни Кузьма, ни Мефодий не посещали Кирилла, а если оказывались поблизости, то в контакт не вступали. Создавалось впечатление, что введён «закон молчания» — участникам боевых действий запрещено разглашать подробности. Учёному приходилось довольствоваться крохами информации, которые до него долетали — иногда в буквальном смысле. Судя по всему, таучины вновь начали проявлять активность и предприняли несколько попыток отогнать стада, находящиеся под присмотром мавчувенов. Возможно, не все эти попытки были неудачными — возобновились порки ясачных союзников, а пленных в обозе не прибавилось. Потом состоялось некое сражение — со стороны русских убитых, кажется, не было, но появилось довольно много раненых, служилые ходили угрюмые и злые. Из всего этого Кирилл сделал вывод, что поход близится к концу, но его результаты никого не устраивают. По сути дела, этими результатами могут быль лишь цифры убитых в сражениях врагов (а кто их считал?), какое-то количество таучинов, согласившихся платить ясак (а будут ли?), да два десятка пленных, которые числятся аманатами, но вовсе не факт, что за них кто-то будет платить. Самим служилым перепал домашний скарб из разорённых стойбищ, но он был малоценен, и к тому же многое пришлось бросить по окончании санного пути. Самое главное, у таучинов не оказалось «товарной» пушнины — соболь в тундре не водится. Важнейшим завоеванием можно было, наверное, считать многотысячное поголовье захваченных оленей. Однако это поголовье с началом осени стало таять на глазах, особенно после вступления в лесотундровую зону. Судя по всему, войско оказалось в пограничной зоне: по Айдару, как известно, жили различные племена мавчувенов, которые подвергались постоянному «давлению» таучинов, и, соответственно, охотников за чужим скотом здесь хватало.
В конце концов «армия» вышла к самому Айдару и двинулась вниз течению. По слухам, до острога осталось несколько дней пути. Вокруг был уже лес — тополя, чозении, лиственницы с подлеском из ольхи, рябины, шиповника и прочей полезной и бесполезной растительности. Рябина представляла значительный интерес для служилого и промышленного люда — она хорошо сбраживалась «на вино», собирать её, в отличие от голубики, можно было в большом количестве. Однако транспортировать запас в острог было не на чем, так что пришлось в основном облизываться. Впрочем, кое-кто из неимущих решил всё-таки заняться сборами. Одним из них оказался Кириллов «хозяин». После разбивки лагеря на очередной ночлег он явился в обоз с двумя пустыми мешками в руках и знаками велел своему ясырю следовать за ним. Кирилл не возражал, однако в пути его удивило отсутствие у хозяина интереса к ягодам, за которыми они якобы отправились.
Довольно быстро темнело, а они шли всё глубже и глубже в прирусловые заросли. Наконец впереди засеребрилась вода, и путники оказались на открытой галечной косе, приятно продуваемой ветерком. У воды горел небольшой бездымный костерок, сидели какие-то люди в количестве трёх, а в воде на отмели стояла грубая досчатая лодка. Кириллов хозяин направился было к костру, но короткий посвист из-за кустов заставил его свернуть вправо.
Кузьма и Мефодий вольготно расположились на травке. Костра у них не было, но была большая глиняная трубка, которую они покуривали, передавая друг другу. Кириллова хозяина они не удостоили ни приветствием, ни даже обращением по имени.