После утрясения всех этих вопросов заседание отнюдь не было закрыто. Наоборот, председательствующий перешёл к деловой, так сказать, части. Тыча пальцем и называя имена, он разделил артель на «чуницы» — по 2-4 человека. В каждой из них он назначил старшего — чунишного передовщика. Для каждой группы было оговорено направление, в котором она двинется с началом промыслового сезона — вероятно, это делалось во избежание перекрытия охотничьих участков. В заключение передовщик перешёл к повседневной конкретике — кто что будет делать завтра и в ближайшие дни. А именно: ловить рыбу на еду, охотиться на птицу и всех, кто попадётся (от евражек до медведей), заготавливать дрова и мастерить недостающее зимнее снаряжение: сани, лыжи, соболиные ловушки. Кириллу было поручено озаботиться общественным запасом юколы — основного продукта питания. Сушёную рыбу нужно было посчитать, перебрать, гниль удалить, что надо — подсушить, а то, что совсем уж испортилось, отложить на корм собакам. Предполагалось, что чуницы будут ходить «от дома», то есть без промежуточных баз. Соответственно, все запасы должны храниться в зимовье и выдаваться «по справедливости». Поскольку артельный передовщик сам будет участвовать в промысле и лично поведёт свою чуницу, Кириллу придётся совмещать обязанности сторожа и «завскладом». Учёный возражать не стал — передовщику здесь никто не возражал, никто с ним не спорил.
Потянулись скучные однообразные дни на фоне осеннего пестроцветья природы. Общаться «по душам» было решительно не с кем — эрудицией промышленники не блистали, и любые разговоры у них сводились к пушнине, расценкам, прибыли и долгам. О жизни Айдарского острога тоже ничего интересного выяснить не удалось, кроме того что народ там в основном питается нерестовой рыбой, которую и заготавливает на зиму, что мавчувены по временам ударяются в измену, что недавно с Лопатки пришло поветрие заготавливать «сладкую траву» и гнать из неё «вино».
Когда река наконец замёрзла и выпал снег, который таять уже не собирался, состоялось новое общее заседание артели. Точнее, это был сбор, объявленный передовщиком, для выполнения ритуала «отпускания» чуниц на промысел. Начался он с вполне христианской молитвы, затем были розданы указания, кому во имя каких святых в первые дни «рубить станы», то есть разбивать временные лагеря. Далее подробно было указано, как метить первых соболей, пойманных на этих станах, поскольку они предназначены в дар церкви. Каждому чунишному передовщику было приказано строго следить за подчинёнными, чтоб промышляли «правдою», не пытались утаить добычу или есть тайком общественный харч. Аналогичные приказы были отданы рядовым чунишникам в отношении их начальников. Как понял Кирилл, соблюдение заповедей «не укради» и «возлюби...» необходимо по чисто практическим соображениям — иначе соболь ловиться не будет. На этом христианская часть наставлений закончилась и началась «языческая» — была озвучена масса запретов и правил. Запреты касались произнесения вслух названий множества животных и предметов, правила же регламентировали на промысле буквально всё — от приёма пищи до справления нужды. Причём создавалось впечатление, что охотники и так всё это прекрасно знают, а передовщика слушают из вежливости или соблюдая традицию. Кирилл порадовался было, что к нему всё это не относится, но напрасно — оказалось, что относится даже в большей мере, чем к остальным, поскольку он может навлечь беду не только на свою чуницу (которой нет), но и на всю артель сразу. Пришлось переспрашивать и запоминать...
Кириллу было не просто скучно — он люто тосковал, чувствуя себя в тюрьме без стен. Пока была возможность, он напросился в «маршрут» с одной из чуниц — всего на пару дней. Учёного интересовал не столько промысел, сколько собственное физическое состояние. Передовщик «дал добро», и Кирилл сходил «погулять». Наиболее сильное впечатление на него произвела, пожалуй, масштабность этой тихой охоты. Там, где следов на снегу было много, ловушки-давилки выставлялись десятками, причём каждым членом чуницы. Эта работа производилась от сна и до сна — без перекуров. Нужно было обладать немалой сноровкой, чтобы голыми пальцами на морозе из палочек, плашек и чурочек собирать и наживлять эти хитрые приспособления. Впрочем, опытные промысловики могли, кажется, это делать даже с закрытыми глазами.