Следует отметить, что данный «пейзаж» в значительной мере прорисовался в результате Кирилловой интерпретации услышанного. На самом деле Федот Петрович излагал всё так, словно главной заботой его самого и тех, кто за ним стоит, являются «государевы интересы».
— В общем так, — подвёл итог рассказчик, — думаю я, что поход Петруцкого вовсе не замирил таучинов. Они теперь ещё злее будут. Русские им, конечно, не по зубам, так что, скорее всего, они на мавчувенов навалятся. А лучшей добычи, чем от низовьев Айдара до Северной Лопатки, им нигде не сыскать. Коли они мавчувенов с тех краёв сгонят, то придётся нам с ними договариваться — государю во благо и себе на пользу. А в деле таком, сам понимаешь, зевать нельзя — кто первый встал, того и сапоги.
В голове у Кирилла немедленно возникли аналогии, всё быстренько выстроилось и связалось как надо: «Кузьма и Мефодий продали меня этому чуваку не просто так, а как ценного кадра, который способен мутить иноземцев, причём самых отмороженных — таучинов. Они наверняка рассказали ему, как Петруцкий выпустил меня на Шишакова и чем дело кончилось». Он уже открыл было рот, чтобы высказать всё это собеседнику, но тут же и закрыл его: «Эдак я нарушу правила игры — получится, что я требую от него признания в организации „бунта“. Конечно же, он не признается, хотя и так высказался достаточно ясно. А вот я буду выглядеть дураком».
— Ладно, — сказал он вслух. — Вот уйду я с товаром к таучинам, и ни слуху ни духу — ничего не будет. Какой тебе с этого навар?
— Может, будет, а может, и нет — коммерция дело рисковое. Однако думаю я, что не станешь ты кусать грудь кормящую!
«Во, блин! — изумился учёный. — Психолог доморощенный! Всё просчитал и в стоимость, небось, включил!»
— Верится мне с трудом, однако причин сомневаться пока не вижу. Так что считай, я согласен.
— Вот и ладно! — с явным облегчением кивнул Федот Петрович. — Поживёшь пока у меня. На улицу тебе лучше носа не показывать — больно у тебя облик приметный. В баню-то пойдёшь?
— Пойду.
— Скажу, чтоб Анфиса затопила. Она тебя и на жильё определит. А пока греется, можешь в кузню зайти. Там Петруха товар для таучинов готовит — может, что присоветуешь. Ты ж знаешь, что тем иноземцам потребно. Потом ко мне загляни да скажи, что понравилось, что нет.
— Какая-такая кузня?! — удивился Кирилл. — Продавать иноземцам изделия из металла запрещено! Во всяком случае, тем, которые в «мирных» не числятся.
— Ты, Кирилл, видать, сей указ не читал. Там про оружие сказано, про инструмент всяческий, а про котлы для варева слова нет. Вот котлы ты и повезёшь — ничего больше.
Кузница размещалась в одной из пристроек. Впрочем, снаружи её почти не было видно — просто грязный сугроб с дырой, из которой идёт дым. Как оказалось, всё помещение, площадью метров пятнадцать, вкопано в землю, три венца тонких брёвен поверху присыпаны землёй, точнее, галькой террасы, на которой построен острог. Бревенчатая крыша тоже засыпана грунтом — в общем, полная тепло-, звуко- и воздухоизоляция. Кирилл подумал, что здесь, наверное, зиму от лета не отличить и стука снаружи почти не слышно. Внутри было полутемно, воняло дымом, горелым жиром от светильников, металлической окалиной, застарелым потом и ещё чёрт-те чем. Хоть какое-то свободное пространство имелось лишь возле наковальни и примитивного горна. Когда Кирилл туда пробрался, он обнаружил лишь тощего чумазого мальчишку, который сидел в углу на чурбаке и отчаянно кашлял. Давясь спазмами, пацан объяснил, что мастер зван к хозяину, а вопрос «когда вернётся» задан не по адресу.
Кирилл решил подождать. От нечего делать он стал поправлять фитили в двух плошках-светильниках — они продуцировали в основном не свет, а чёрную копоть. В конце концов освещение наладилось, и он смог хоть как-то рассмотреть оборудование. «Горн работает не на дровах, а на угле — значит, его специально готовят? Инструменты: кувалда, молотки, зубила... О, напильник! Как же его сделали — неужели врукопашную?!»