Да-а, Кирюха, не обмануло тебя предчувствие — ох, не обмануло! Это тебе не какое-нибудь там подстрекательство к бунту, это прямые поставки оружия противнику! Натуральная — без дураков! — государственная измена! Да...
Спокойно, парень, спокойно! Выражение „Кому война, а кому — мать родна“ придумали не в двадцатом веке. Ситуацию можно представить как борьбу двух мафиозных... пардон, торговых кланов. Один пользуется поддержкой государства, а другой вооружает туземцев — что особенного? Так было во все века! Те же североамериканские индейцы изрядно подсократили свою численность, участвуя в разборках бледнолицых.
Да плевать на прецеденты! Я живу один раз — здесь и сейчас. Мне надо принять решение — чтобы „не было потом мучительно больно”! Но что, что принимать-то?! Всё давно принято! Никакого „потом“ не будет — я же смертник, камикадзе. Мне надо остановить эту мразь. Или хотя бы замедлить распространение. Всё, что плохо для них, — для меня благо! Конквистадоры долбаные, мразь, подонки...
Да, я повезу таучинам оружие! И совесть моя будет чистой и радостной! A-а, гады, вы у меня попляшете! »
В хозяйскую «горницу» Кирилл возвращался, расправив плечи и гордо подняв голову. За это он поплатился — пребольно стукнулся лбом о низкую притолоку. Впрочем, порыв его от этого не угас: оказавшись под прицелом внимательных глаз, он произнёс только одно слово:
— Мало!
— Лиха беда — начало! — усмехнулся Федот Петрович. — Думаешь, понравится?
— Сойдёт! — ответил учёный. — Только у «сидячих» и «оленных» ещё одна нужда есть. Когда шкуры сшивают, особенно для лодок, проколки нужны. Ну, чтобы, значит, дырки делать. Ценный товар может получиться.
— Проколки, говоришь... Это шилья, что ли?
— Ага, — кивнул Кирилл и бросил на стол обструганную палочку. — Примерно вот такие.
Федот Петрович палочку взял, покрутил в пальцах и уставился на Кирилла. Во взгляде этом угадывалось многое. В том числе что-то вроде восхищения беспредельной наглостью гостя: именно так выглядели европейские «бронебойные» наконечники стрел, предназначенные для пробивания кольчуг и тонких панцирей. Аборигенам такие штуки могут понадобиться только для одного — борьбы с русскими.
— Что ж, проколка — вещь в хозяйстве полезная... Обмозгуем, коли... дело пойдёт.
Последние слова он выделил интонацией так, чтобы было понятно: чего-то ещё хотеть и получить можно лишь в случае успешного начала предприятия.
Кириллу оставалось только ждать. Основным его занятием стало лежание на топчане в крохотной каморке и созерцание мутного окошка в две ладони размером. Трижды в день он наедался до отвала — варёным мясом с бульоном и юколой вместо хлеба. А между обедом и ужином парился в бане, безжалостно истребляя хозяйские дрова и гоняя безответную Анфису за водой. Топить каждый раз по-настоящему, конечно, не удавалось, но Кирилл получал прямо-таки неземное наслаждение от тепла и горячей воды.
Мест, где творилось что-то интересное, было только два — кузница и винокурня. Посещать первую было, как говорится, не с руки. Во время работы там просто не было места для зрителя, а после работы общаться с мастером было невозможно по причине его немоты. В винокурне было просторней, но ужасно воняло. Сырьём служили высушенные мясистые черешки листьев борщевика (если, конечно, Кирилл правильно его определил). Запасы этих черешков были огромны, но и в ход они шли десятками килограммов — вероятно, содержание в них сахара было невелико. Продукт заливался кипятком в большом чане, после остывания туда добавлялась закваска, а затем начинался шумный и ароматный процесс брожения. Когда бурда переставала «шуметь», начиналась перегонка. Ружейные стволы здесь, конечно, не использовались — система отвода паров и водяного охлаждения была исполнена из меди. Тётки, занятые в этом деле, оказались неразговорчивыми — скорее всего, боялись сболтнуть лишнее малознакомому человеку, или, может быть, внешность у Кирилла стала для женщин непривлекательной. Тем не менее он смог выяснить, что «самогоноварение» в остроге не запрещено, но, что называется, только для личного потребления. Питейных заведений имеется штук пять, но они являются не кабаками, а просто частным жильём, куда посетители приходят «в гости». Всем всё, конечно, известно, но администрация на это дело глаза «подзакрывает» — не бесплатно, разумеется. Оплачивается право на бизнес, конечно, не деньгами, а всё тем же самогоном. Федот Петрович, как человек солидный, питейного заведения не содержит, а поставляет продукт непосредственно «ко двору» самого Петруцкого. Излишки же разбирают прочие самогонщики, чтобы давать взятки, поскольку их собственный продукт такого качества, что потреблять его могут лишь рядовые служилые, промышленные да мавчувены.