Кирилл просто захлебнулся злобой. В ответ на его мат подчинённые недоумённо пожали плечами:
— А чо мы-то?! Мы ничо не делали...
— Таким скотам объяснять что-либо бесполезно! Но совсем простую вещь вы понять можете? За такие дела нас просто убьют!
— А чо мы-то?! Мы ничо не делали...
Следующие пять дней пути были однообразными и тяжёлыми. Парни выматывались до предела, но Кирилл гнал и гнал вперёд маленький караван. Корм для собак быстро подходил к концу, как и силы людей и животных. Среди рядового состава явно назревал бунт — бессмысленный и беспощадный. Предводитель же как будто специально (не мог удержаться!) провоцировал подчинённых и заводил на остановках разговор о том, кого из них первым пустит на корм собакам. Обстановка накалилась до предела, когда впереди замаячили верхушки шатров довольно крупного стойбища. Зимние жилища тундровиков внешне почти не отличались, но по каким-то неуловимым признакам Кирилл понял, что это — таучины.
Как только он понял это, немедленно дал сигнал к остановке и потратил, наверное, часа два на инструктаж по «технике безопасности». Он заставил каждого по нескольку раз перечислить, чего нельзя делать в стойбище. При этом список разрешённых деяний был предельно коротким: можно делать лишь то, что он — Кирилл — разрешит лично. Скорое будущее показало, что старался он напрасно...
Караван заметили, конечно, издалека, но встречать его почему-то никто не вышел. Кирилл видел движение человеческих фигур между жилищами, так что счесть стойбище покинутым никак не мог, да и дым поднимался почти из всех дымовых отверстий. Почему же никого нет? В такой ситуации он оказался впервые и слегка растерялся — что следует делать? Он не придумал ничего лучше, чем остановить упряжки метрах в трёхстах от крайних жилищ и идти дальше пешком. Так он и сделал, оставив Степана присматривать за собаками.
На самой окраине стойбища учёный испытал странное чувство: никого вокруг нет, но людское присутствие ощущается. На него как бы смотрят десятки невидимых глаз, решая судьбу — то ли гостя, то ли свою собственную. Такого испытания долго выдержать Кирилл не смог и закричал по-таучински:
— Приветствую вас, люди этого места! Почему вы прячетесь? Я не несу вам зла, я пришёл к с добром и хочу вашей дружбы!
Кириллу показалось, что покрышка одного из ближайших шатров шевельнулась, за другой мелькнула стриженная на таучинский манер голова мужчины. Он решил закрепить успех и продолжил свою речь:
— Меня зовут Кирь! Многие в тундре слышали это имя! Я из Угынота! — Он вспомнил о спутниках и добавил: — Со мною три менгита. Они — мои слуги, мои рабы!
— Эй, человек! — раздался в ответ не очень уверенный голос. — Если, конечно, ты человек... Сядь, а?
— Что?! — изумился Кирилл. — Зачем?
— Ну, сядь где стоишь — трудно, что ли? Мешаешь...
— Ладно, — пожал плечами учёный и опустился на снег, скрестив ноги по-турецки. — Что тут у вас проис...
Ответ явился раньше, чем он задал вопрос: фигуры лучников возникли почти одновременно и всюду. Лишь секунду спустя учёный сообразил, что стрелков только пятеро — они прятались за ближайшими шатрами. Стреляли таучины быстро — почти не целясь. Пара стрел просвистела непосредственно над Кириллом, сзади раздался хриплый стон, скрип снега, сдавленный крик и... И всё кончилось.
Учёный поднялся на ноги, повернулся лицом к умирающим: Сидор принял три стрелы в грудь и живот, а Иван, наверное, попытался убежать — он лежал лицом вниз, из его спины торчало два древка.
— Зачем вы это сделали, люди? — спросил Кирилл непонятно у кого.
Он стал смотреть вдаль: Степан, вероятно, правильно понял происходящее и теперь пытался развернуть упряжку с гружёной нартой в обратную сторону. «Дурак, кто ж так делает? — отрешённо подумал учёный. — Сейчас всё перепутается!» Именно так и случилось — запряжённые цугом попарно собаки смешались, образовав подвижный ком. Каюр кинулся их распутывать. Послышался крик, и его фигура исчезла в собачьей куче. Псы соседней упряжки дружно рванулись туда же. Они, наверное, вывернули из снега и остол, и роговой якорь-тормоз. Им удалось протащить сани десяток метров и присоединиться к общей свалке.