Кирилл. — У наших никто никогда ничего толком не планирует. Соберутся „сильные” и начнут „перетирать” тему. В итоге отправятся куда-нибудь — может, вместе, а может, порознь. Неужели Петруцкий ничему не научил таучинов?»
Выходит, не научил. Лишь только в посёлке оказалось больше трёх «сильных» воинов, сразу и наметилось первое заседание. Для него специально был поставлен летний шатёр на вершине тридцатиметрового утёса — прямо над морем. Кирилл подумал, что это необходимо для облегчения обсуждения — дабы руководители могли «водить руками», то есть показывать пальцем направление предполагаемых боевых действий.
Народу собралось довольно много. У каждого «сильного» имелась свита из 3-4 так называемых «подмышечных». Это вовсе не обязательно были помощники или оруженосцы, скорее ближайшие друзья-приятели. В этой связи Кирилл задался вопросом, каков же его собственный статус — он сам по себе или при Чаяке? Первое ему показалось вероятнее, поскольку право голоса, точнее, высказываний без разрешения он имел, а «подмышечные» — в общем-то нет.
Лезть в шатёр никто не торопился, поскольку погода стояла изумительная — полный штиль, солнце на голубом небе, обтаивающие скалы и забитое движущимся льдом море. Понятия о красоте природы у таучинов как бы и не было, однако вид с утёса их явно завораживал. Из Кирилловых знакомых присутствовал только Рычкын, которому дома отродясь не сиделось. Другой «сильный» — Мгыдой — был молодым крупным мужчиной атлетического сложения. Он первый раз оказался среди предводителей, хотя военный опыт имел. Как и положено новичку, он старался держаться независимо и не собирался ни с кем не соглашаться. Кирилл подумал, что с этим Мгыдоем будут проблемы — из-за такого вот детского самоутверждения легко развалить любое самое благое начинание.
Опасение подтвердилось — спор начался уже на «смотровой площадке». Рычкын утверждал, что надо плыть «вон туда». Плыть, пока не встретятся русские, и тогда их бить. Если же они нигде не попадутся, то нужно продвинуться до устья большой реки (Айдара) и подниматься по ней вверх до самого острога. Резон в этом плане, безусловно, был — по реке живут оседлые мавчувены, которых можно пограбить. Кроме того, там известно несколько плавей — мест, где дикие стада переходят реку. Там можно заняться поколом оленей, а ещё лучше — местных жителей, которые соберутся промышлять этих самых оленей. Мгыдой, естественно, принялся доказывать, что плыть в такую даль совершенно незачем. Попасть на Айдар можно и зимой по суше — это, кстати, гораздо ближе.
— Какой смысл воевать с менгитами, если мы ничего не можем у них взять?! — шумел Мгыдой. — Их оружие, их вещи, как теперь всем известно, отмечены скверной! И это при том, что они очень сильны — пусть кто-нибудь скажет, что это не так! Менгитов Худо Убивающего никто не смог победить! Их кормят мавчувены, живущие на реке, и за это они их защищают!
— У великих воинов должны быть великие противники! — парировал Рычкын. — Мы разбили воинство Атмана Шишкава, и о нас сложили легенды и песни! Их слышала вся тундра! А теперь никто их не рассказывает и не поёт, потому что нас побили другие менгиты! Наши мужчины не смогли защитить свои стада, отдали русским своих детей и женщин! Ты хочешь, чтобы дети и внуки говорили о нас, как о слабых, как о трусах?!
— Когда волна переворачивает байдару, никто не считает погибших трусами! Худо Убивающий сильнее нас, как сильнее шторм или мороз!
— Врёшь! Если байдара перевернулась, значит, охотники прогневали духов воды или ветра! Прогневали своим неумением, глупостью или трусостью!
— Ты старше меня, но говоришь глупости! Вон — посмотри — виднеется вершина острова! А дальше ещё один и ещё! Там живут люди с костями в губах, у них много полезных и ценных вещей — да, много! О-о, я знаю, почему ты не хочешь плыть туда, почему не хочешь сразиться с ними!
— Это почему же?
— Потому что ты много раз там был! Ты сражался и одерживал победы! Только почему-то возвращался с пустыми байдарами, правда?
— Это я-то с пустыми?!
Кириллу почти сразу стало скучно — он вполне мог просчитать дальнейшее развитие дискуссии. При всём при том в отсутствие «кворума» она была совершенно ненужной. «Кажется, Чаяк того же мнения. Во всяком случае, он голоса не подаёт, — подумал Кирилл и оглянулся на своего «друга». — О, Боже...»
Было от чего ужаснуться — купец и разбойник заработал авторитет в значительной мере благодаря своей выдержке, способности не увлекаться, не захлёстываться азартом, а пытаться как-то контролировать ситуацию. Сейчас Чаяк спокойно стоял среди воинов, но это спокойствие было лишь кажущимся — издалека. В лицо ему лучше было не смотреть: ноздри раздуты, щека подёргивается, на скулах желваки, а в глазах... В глазах всё, что угодно, кроме разума. Очень может быть, что Чаяк в этот момент отчаянно боролся с приступом бешенства, может быль, он и одолел бы его, но всё испортил Мгыдой: