– Лучше всего будет в начале ноября. – прищурившись на меня, отвечает ЮСон и тут же добавляет условие. – Но сингл должен быть готов гораздо раньше, чтобы было время провести все подготовительные мероприятия.
– Хорошо. – спокойно отвечаю я. – Будет к этому времени.
– Будет? – с интересом переспрашивает директор.
– Будет. – обещаю я.
– Ладно. Тогда работайте дальше. – говорит ЮСон и, окинув меня напоследок взглядом, развернувшись, уходит.
Некоторое время смотрю на закрывшуюся за ним дверь не о чём при этом не думая. Просто смотрю.
– Разве директор ЮСон не подвергает риску наш концерт в «TokyoDome», принимая такие решения? – подаёт голос СонЁн, возвращая меня в реальность и включая снова мои мозги.
Пару секунд обдумываю её слова.
– Да он вообще ******л. – говорю я, повернувшись к ней.
(этот же день, позже. Дом мамы ЮнМи. СунОк вместе с ужинают, смотря телевизор)
«… Как стало известно, сегодня, Министерство юстиции Республики Корея,» – сообщает диктор с экрана, – «… объявило о возбуждении уголовного дела в отношении ряда руководителей телерадиовещательных корпораций страны. Дело возбуждено с целью предотвращения угрозы национальной безопасности, как распространение ложной информации о вооружённых силах страны…»
– Ого. – с уважением произносит СунОк одновременно запуская при этом палочки в чашку с рисом. – Само министерство юстиции объявило!
Мама ничего не говорит, молча переводит взгляд с экрана на дочь и обратно.
– Хотя, так им и надо. – закинув в рот порцию риса продолжает делово комментировать новость СунОк. – Привыкли про гражданских говорить, что угодно, но с армией у них так не получилось…
«… По имеющейся у нас информации…», – продолжает между тем делиться новостями диктор, – «…в рамках открытого уголовного дела, в список обвиняемых попали руководители всех, без исключения, крупных телерадиовещательных корпораций, что уже спровоцировало падение котировок их акций на фондовом рынке …»
– Ничего себе! – восхищённо восклицает СунОк.
«…. Если вина обвиняемых будет доказана, то, согласно законодательству, им могут грозить наказание в виде каторжных работ или тюремного заключения на срок не более пяти лет, либо приостановление квалификации на срок не более десяти лет, либо денежный штраф в размере не более пятнадцати миллионов вон…»
– Надеюсь, вам присудят не штраф, богатенькие чханнё. – злорадно говорит СунОк.
(чханнё – «человек, продающий верность». кор. прим автора)
– СунОк! – строго произносит мама. – Ты себя некрасиво ведёшь.
– Ну, а чё они?! – восклицает в ответ та, тыкая палочками в направлении телевизора. – Почему они так себя ведут, словно живут в другой стране? Армия их тоже защищает. Пусть у них лицензию на десять лет отберут, в следующий раз будут знать, что говорить!
«… Напомню, что инцидент начался после того, как средства массовой информации распространили непроверенные данные о гибели корейских военных в результате артиллерийского обстрела вооружённых сил северной Кореи. Среди погибших, как утверждали они, находилась участница известной гёлз-группы «Корона», которая сейчас проходит воинскую службу в одном из воинских подразделений…» – говорит диктор, заканчивая эту новость и переходя к другой.
Некоторое время перед телевизором царит молчание.
– Сказали так, словно моя тонсен в чём-то виновата. – обдумав, делится своим впечатлением от услышанного с мамой СунОк.
Охх… – испуганно вздыхает в ответ та.
(где-то в это время)
– Всё, ЁнГук, дело сделано.
– Какое дело, хён?
– Помнишь, ты недавно просил меня продать твоё видео с Агдан?
– Да. И что? Ты его продал?
– Продал. И деньги уже получил.
– Отлично, хён! И сколько вышло?
– Помнишь, я тебе советовал, не спешить?
– Помню.
– Ну вот, я оказался прав.
– В чём прав? Сколько ты денег получил?
– А как ты думаешь?
– Кончай меня дразнить, хён! Скажи, сколько ты получил?
– Х-ех, какой ты нетерпеливый, ЁнГук. Молодой…
– Мне деньги нужны! Меня скоро с семьёй на улицу выгонят!
– Со мной, не выгонят. Ты, работаешь со мной, а значит, всегда будешь с прибылью.
– Хён, сколько?!
– Сто миллионов вон.
– Сто миллионов вон?!!
– Ага. Я же тебе говорил, не надо спешить, а ты всё хотел принести своим детям хоть что-то.