— Хотя мне кажется, что ты на него обижена, — констатирует СанХён, не дождавшись от меня хоть каких-нибудь слов, — так?
— Сабоним, — отвечаю я, — не стану отрицать очевидное. С господином директором у нас были разногласия. Но, эти разногласия, как я считаю, были чисто технического плана, вызванные взаимодействием людей, занятых в одном процессе. Они были чисто деловыми и не породили ненависти и желания убивать. С господином СокГю мы всегда находили взаимовыгодный компромисс после обсуждения проблемы. Господин СокГю абсолютно договороспособный человек, умеющий выслушать и найти решение, устраивающее всех. Поэтому, у меня нет никаких обид к господину СокГю.
СанХён хмыкает на мои слова и крутит головой.
— «Желания убивать» — повторяет он мои слова, — надо же так сказать…
— Ну, может, слова несколько не те, — соглашаюсь с ним я, — но, смысл у них правильный, сабоним.
— Что ж, — говорит в ответ сабоним, — разумные слова, разумный взгляд на ситуацию. Тогда, ты ведь не откажешься поддержать директора СокГю и школу «Кирин»?
Я задумываюсь, смотря на президента. Тот — смотрит на меня.
— Понимаете, господин президент, — медленно говорю я, — я понимаю смысл выражения «корпоративная солидарность» и сама я — из «Кирин». Но…
— Что — «но»? — требовательно смотрит на меня президент.
— Понимаете, — повторяю я, тщательно подбирая слова, чтобы яснее выразить вою мысль, — здесь возникает моральная дилемма. Сейчас я занимаюсь подготовкой к концерту, направленного против суицидов у подростков. Но, согласно статистике самоубийств, одной из основных причин, которая толкнула детей на этот отчаянный шаг, было давление, оказываемое на них окружающими. В том числе в школе, и в том числе, учителями. Я знаю, что в «Кирин» с этим не всё хорошо. На меня там тоже оказывали давление. Поэтому, ситуация, когда я борюсь против суицидов и одновременно хвалю учебное заведение, обстановка в котором как раз этим суицидам способствует, ставит меня в затруднительное положение. Что-то из этих двух действий становится ложью. Или, лицемерием…
Смотрю на президента, высказав своё виденье ситуации. Но, я действительно так думаю. Тут, как говорится, нужно «либо трусы одеть, либо крестик снять».
СанХён задумывается, смотря в потолок, потом опускает взгляд на меня.
— Не ожидал, что ты настолько… щепетильна, — говорит он, обежав меня глазами.
Наверное, вначале он хотел сказать — «порядочна», — думаю я, заметив заминку.
— Если я иногда говорю именно то, что думаю, сабоним, — говорю я, — это не делает меня неприличным человеком.
— Наверное, это так, — отвечает президент, — но это совершенно точно приносит много проблем окружающим.
— Ты знаешь, что министерство образования заявило о проверке школы «Кирин»? — спрашивает он меня.
— Нет, — кручу я головой в ответ.
— «… Будут подвергнуты тщательному расследованию появившиеся в средствах массовой информации слухи об издевательствах в школе и мошенничестве во время вступительных экзаменов…» — по памяти цитирует мне СанХён где-то прочитанное им заявление министерства.
— А разве оно было, мошенничество? — интересуюсь я, поняв, что речь идёт обо мне.
— Нет, — отрицательно качает головой президент, — совет попечителей ничего не нарушил. Но, проверять будут.
Понятно, — думаю я, — к нам приехал ревизор…
— Так что, тебе, так или иначе, всё равно, придётся давать объяснения, — говорит об очевидном развитии событий СанХён, — а после твоих слов про «двуличие» уже интересно, что ты собираешься делать. Может прямо сейчас, вместо пресс-конференции, мне стоит всем сообщить, что я тебя — не знаю?
— Я говорила про лицемерие, — поправляю я шефа, и вздыхаю, — но ведь это же правда, господин президент?
— Что именно — правда?
— Давление в школе.
— И в чём оно заключалось? — прищуривается на меня президент.
— Физические наказания, — сразу отвечаю я, — и подавление индивидуальности. Хоть и говорят, что приветствуют индивидуальность, а на самом деле, шаг влево, шаг вправо от принятых норм — расстрел. Пассивность администрации, созерцательно наблюдающей, как одни учащиеся кидают другим в шкафчики мусор!
— И какой выход ты из этого видишь? — помолчав, спрашивает президент и уточняет вопрос, — Для улучшения состояния в школе?
— Нужно полностью менять стиль образования, — высказываю я своё виденье решения проблемы.
— То есть, — делает заключение из моих слов президент, — полностью заменить педагогический состав новым, который будет не отягощён сложившейся практикой и сможет вести образование по-иному? Так?