В кабинете устанавливается понимающая тишина.
— Вернёмся к тебе, — нарушая ее, говорит ЧенСёк, — знаешь, человеческое тело, это огромная химическая фабрика, в которой одномоментно протекают миллионы различных реакций. Мне жутко интересно, какая из них вдруг пробудила в тебе столь большое человеколюбие?
Врач с вопросом смотрит на меня, ожидая ответа.
— Э-э? — озадаченно произношу я, не поняв столь неожиданного вопроса.
— Твой поступок не сходится с созданной мною твоей психо-матрицей, — видя, что его не поняли, поясняет ЧенСёк, — согласно ей, ты практична, достаточно консервативна и не рискуешь ради риска. Что произошло, ЮнМи? Откуда этот всплеск человеколюбия?
Пфф… мысленно выдыхаю, смотря на доктора, — ну да, я же столько ему тестов сделал… Он уже, наверное, знает меня лучше, чем я себя…
— Знаете, доктор, — говорю я, — не нужно искать материалистическую основу в движениях души. Это было повелением сердца.
— Правда? — скептически отзывается на это доктор, смотря на меня.
— Я стараюсь быть полезной людям, — поясняю я ему.
— И решение пришло к тебе как «вспышка»? — спрашивает доктор.
— Ну, в общем, да, — соглашаюсь я, вспомнив, как говорил на шоу о внезапном озарении.
Врач неодобрительно качает головой из стороны в сторону, показывая, что такие озарения ему не нравятся.
— Может, это всё же было — не твоё решение? — спрашивает он, — Может, это было решение кого-то из агентства? Кто-то подсказал?
— Нет, — вздыхаю я, — никто не подсказывал. Сама придумала.
— Тогда, это меня настораживает, — говорит доктор, — столь большая импульсивность в принятии решений, а также их немедленное воплощение в жизнь, не имеют под собою ничего хорошего…
Доктор опять задумчиво смотрит на меня, и я решаю перевести разговор на другую тему.
— ЧенСёк-сии, — обращаюсь я к нему, — подскажите, мне вот только что пришло в голову, что можно спросить у вас… Сейчас я участвую в подготовке благотворительного концерта, против суицидов у школьников… Скажите, может есть какие-то психологические приёмы, которые позволят усилить эффект от выступления? Который можно использовать прямо на сцене?
Вижу по глазам врача, что он перестал думать обо мне и заинтересовался подкинутой темой.
— Странно, — говорит он, — что, организовывая концерт и проводя мероприятия, затрагивающие душевное состояние людей, никто не обратился перед этим за советом к врачам-психиатрам…
А зачем? — с иронией думаю я, — Мы и сами, с усами. Что там эти «психи» могут знать? Хе-хе… Итак времени нет, а ещё слушать как они умничать будут …
— Как я понимаю, времени уже не осталось, — помолчав, говорит врач.
— Совершенно верно, ЧенСёк-сии, — вежливо наклоняю я голову.
— Хм, — хмыкает мой собеседник, поднимая глаза к потолку и задумываясь.
— Самое очевидное, если стоит задача сконцентрировать внимание на чём-то конкретном… — спустя пару секунд говорит он, опуская глаза, — именно для тебя, участницы концерта, это…
…
— И он это посоветовал? — с сильным сомнением в голосе спрашивает СанХён, с недоверием смотря на меня.
— Да, сабоним, — киваю я, — неожиданная остановка в процессе движения всегда привлекает внимание.
— Концерт — не автобус, — возражает президент, указывая на очевидную вещь.
— А ещё, — говорю я, — господин доктор сказал, что он очень удивлён тем, что, взявшись излечивать душевное здоровье детей, никто из организаторов не обратился хотя бы за консультацией к людям, которые занимаются подобными вещами на профессиональном уровне и каждый день. К врачам-психиатрам.
СанХён задумывается над очевидными претензиями, рассеяно крутя при этом в своих руках справку о состоянии моего душевного здоровья. Будучи у врача, попросил у него после обследования документ для своего руководства. Чтобы оно не волновалось и не сомневалось — выпускать меня на сцену, или, «ну его»?
— Это пусть решают в министерстве, — помолчав, говорит президент, — это не мой уровень привлекать каких-то экспертов. Мой уровень — дать зрелищное шоу. Всё остальное, пусть в правительстве решают…
Понятно. Это не наши проблемы.
— Что у тебя с последней песней? — спрашивает меня СанХён, откладывая в сторону справку в которой написано, что я не опасен для общества и меня можно выпускать на улицу без намордника, — Когда? Время не терпит.
— Думаю, сабоним, — отвечаю я и сожалею, — ничего в голову пока не приходит. То одно, то другое. Времени нет, одной в тишине посидеть.