Камни гор тянулись слоистыми складками, округлялись, как выдавленная и застывшая лава. Срезы гладкие, как кухонная доска, валуны выкатились и приладились на приступке, как бабы деревенские на завалинке. Пластины, вкривь и вкось спрессованные, а вот пошел по скале древний камень, усеянный зеленью моха. Трещины, выдолбы, пещерки тут и там зияют чернотой. Какое богатство расцветок, красок, линий, форм! Ввек не насмотришься!
Но как ни люби горы, леса и реки, без человека они сироты. Природа в одиночестве трагична: без человека, хоть в малой степени достойного ее. Чем больше расцветает в ней красот, тем сильнее жажда гармонии.
Горы плывут, наслаиваются друг на друга, поглощая краски и свет, растворяя в них ощущение времени.
Подъезжаем к Айгиру.
Где-то здесь был висячий мостик. Мостик, по которому люди шли в красоту и растворялись в ней, как в счастье. Это были врата в земной рай. Где-то здесь. Вот нагромождения разрушенных взрывом камней. Вот тут он был… Еще сохранились жалкие останки его. Поезд, приостанови бег! Встряхни дремоту! Потревожь длинными гудками горы и весь мир!
От гор, лесов и рек возвращаешься в мир людей. Здесь, на стыке, и совершаются великие праздники и трагедии.
Забросили их в такое глухое место, что сперва непонятно было: зачем? Не ошибка ли? Из реальной земной цивилизации поистине в тысячелетье назад.
Нелюдимый, загадочный Малый Инзер. В извивах весь, поворотах-бросках. То рвущийся в пенном реве сквозь валуны, то благостно журчащий по мелкой гальке и голышам на перекатах. А вот сжался в стремительную струю и понесся на стрежняке вдоль каменных отвесных стен, идущих прямо из воды, из холодных подземелий реки. И снова — тихий, неожиданно раздавшийся вширь, на глубоких плесах и мелководных заливчиках.
Бесконечные родники и ручьи, бесшумные и клокочущие, стекают с обеих сторон в речку. Нахолодился Малый Инзер на камнях, а родники с ручьями и того зябче, совсем как из-подо льда. Говорят, целебны они необыкновенно.
Хоронится Малый Инзер в тени ущельной за непролазным кустарником и густолесьем, где и смородина, и малина, и черемуха, и другая ягода вроссыпь; и небольшие солнечные полянки с пахучим до головокруженья, в рост человека, разнотравьем. Тут тебе и душица, и зверобой, и чего только нет!
Горы шагают вдоль ущелья. То выше, то ниже вздымается и опускается их гигантская волна: синими, голубыми оттенками катится она, дымясь в хмурых далях хребтов Урала.
Бревенчатый свежесмолистый дом на берегу. Живут в нем, видимо, сплавщики по весне.
Крошечный уютный хуторок поодаль, на холме. Дымок из одной трубы вьется. Значит, кто-то живет здесь, а может, доживает свой век отшельником.
И узкоколейка, почти невидимая на невысокой, поросшей травой насыпи. Единственная в горах «дорога жизни». Она словно въехала сюда из детского магазина, из мира игрушек. Паровозик, а иногда и крохотный тепловоз. Вагончики. Тонкие нити рельсов. Все настоящее. И в то же время как забава. Раз в сутки проследует из Белорецка в поселок Инзер и обратно пассажирский поезд; посвистит тепловоз или попышет паром паровоз и снова надолго замрет дорога.
Удивленье перед необычностью места, где квартирьеры раскинули лагерь, не исчезало. Узнали от местных жителей, что и грибов, и рыбы, и дичи всякой полно тут, что и медведи изредка «пошаливают», а речушка Айгир, что рассекает хуторок и впадает в Малый Инзер, берет свое начало в горах. Весной страшной бывает. Треск, гром стоит. Камни ворочает. Летом успокаивается. Смирно течет меж камней да под кустами. А вытекает она из-под огромного камня. Если идти вверх по Айгиру, как раз и придешь к нему. «Кая-таш» его называют — «крутой камень». Вода в Айгире холоднющая, да чистая такая, что каждую песчинку рассмотреть можно, каждого малька, мелькнувшего в струе. А если кто хочет знать правду, то и не вода это вовсе, а слезы девушки Айгуль, которая до сих пор по ночам сидит на камне и плачет, никак не может забыть своего ненаглядного жениха, смелого и сильного батыра Айгира, который мог в опасные минуты в коня превращаться и скакать по горам. Но погубили его злые дивы.
По ночам звонок Айгир. В отблесках. Словно со звездами переговаривается. И звезды необычны. Как живые. Слушая плач Айгуль и вздохи Айгира, звезды опускаются ниже, до самых вершин скал и острых верхушек елей. И оттого крупнее становятся и ярче. Горят, как окошечки на небе, будто из невидимых теремов. С непривычки жутковато глядеть на них. Кажется, протяни руку, коснешься…
Такими они, наверно, казались и древним людям, которые жили здесь.