Рабочие тоже уважали его. А одного «уважения», как считали студенты, в сфере производства мало! Нужна «любовь!» Ибо в ней самый главный резерв. Говорили: «Да, авторитет у Бядова большой, а чисто человеческого авторитета маловато…»
Санкин тоже свое имел мнение: «Бядов — натура фанатичная, деловая. За работой не видит людей. Много требует от людей, но еще больше от себя. Зная это, перестаешь обижаться на него… Умеет ругать, но умеет и заметить, отблагодарить…»
Бядов знал о таких «крамольных» мыслях своих «подопечных», но тоже прощал им: молоды, жизнь плохо знают! Но «прощая», сомневался в них: хорошо, придут из Белорецка по узкоколейке долгожданные платформы с блоками. Но успеют ли студенты уложить их, не оголяя другие важные участки, где строят фундаменты? Кинутся на одно, упустят другое. А план все равно не вытянут. О Санкине думал: как удастся ему связать концы с концами, которые вскоре повылезут десятками. И кто он такой, Санкин?! Всего лишь студент третьего курса! А взвалил на свои плечи тяжелейший груз. Тут и опытным строителям не под силу. Жалко Бядову Санкина.
Вспомнил я, как дрался Санкин на сабантуе, как пробежал по кругу с «орлом», вскинутым над толпой, как кричали от радости «соколята», и посожалел, что Бядов этого не видел.
С того самого момента, когда Санкин проснулся, он дорожил каждой минутой, а может, каждой секундой своего руководящего времени. Нет, он не студент и даже не командир ССО. Об этом надо забыть, и он забывает. Ибо он — руководитель стройки, руководитель самого сложного Айгирского участка трассы. Он осознает свою ответственность, может быть, нисколько не ниже, чем тот же Бядов или даже начальник управления строительства. Преувеличение? Высоко забрался? Может. Но иначе нельзя. Я почувствовал этот «взлет» Санкина после короткого разговора с ним. Санкин не сказал, но дал понять, что ему некогда отвечать на вопросы. Дал понять вежливо, с извиняющейся улыбкой. И отправился на объект. Но чтобы все-таки не обидеть «прессу», на ходу сказал мне: «Запишите три момента, чтобы я не забыл, потом вечером подробно расшифрую». Я на ходу записал. Каждому из этих «моментов» соответствовало всего лишь одно слово. Я записал, ничего, конечно, не поняв. Понял только, что Санкин снизвел меня до роли его личного референта или секретаря.
Я не пошел с ним на самый дальний и самый важный объект, как хотел вначале. А направился в бригаду Фарита Нуриева, что работала рядом с речкой Айгир.
Объект бригады — огромный котлован, напоминающий плавательный бассейн. Он и на самом деле был «плавательным»: движок не успевал откачивать желтые грунтовые воды. Бригадир рассказал мне, что приходилось иногда работать по пояс в жиже: сооружать опалубки. За это бригаду и назвали «Наф-Наф и К0». Не зря же отрядный врач Ляля Хаирова беспокоилась, а вдруг простудятся? Часто приходила на объект. Беседы профилактические проводила. А что толку. Ребята со всем соглашались и лезли в воду. Хотела, наконец, запретить, да не имела, сказали ей, права. Работа! Да ведь и «Клятва студента УАИ» не на ее, Лялиной, стороне: «…работать под дождем и в грязи, не терять уверенности в том, что жизнь прекрасна и удивительна…»
Первое время Ляля удивлялась. Жалела ребят. Потом перестала удивляться. Но все равно жалела.
Движок работал, дрожа всеми своими частями. Казалось, вот-вот развалится. И в чем только душа его держится. Насос откачивал воду беспрерывно. Уровень постепенно падал. Дно котлована плавно шло по плоскости вверх. Под движком в котловане вода. А дальше грязь. Потом, выше, глина. Там надо еще рыть до нужной отметки. Но рытье приостановилось.
Посредине котлована ходил с прибором на треноге, теодолитом, бригадир Фарит Нуриев. Высокие резиновые сапоги тонули. Он вытаскивал их с трудом. Переходил на другое место, как клоун по канату. Забавно было смотреть на него.