Учитывая тот факт, что мероприятие целиком проводилось на корейском языке, неудивительно, что мы ничего не поняли. Дети бегали по деревне и занимались какими-то странными делами: искали четырёхлистный клевер, плели колечки из травы, считали деревья. Мы, помощники Йонгари, а также служащие местной службы спасения следили за тем, чтобы их в процессе не сбила машина, и чтобы они случайно не свалились в реку. Что касается сокровищ, то их не было вовсе, но это никого не смущало. Я отвлеклась на рыбаков, которые удили уклейку с моста на потешные маленькие удочки, больше напоминающие мухобойки, и спохватилась, когда всё уже закончилось. Время было обеденное, и мы сходили переодеться в более приличную одежду, чтобы не смущать детей своими старческими шароварами. В столовой давали пибимпаб — рис с разными овощами, острой пастой кочучжан и поджаренным яйцом. Без пасты он был слишком пресным, а с ней — жутко острым. Перекусив, мы принялись помогать поварихам с посудой. Дети громко кричали по-корейски: «Спасибо!», выходя из столовой, а мы, как принято у корейцев, отвечали им: «Нэ!». Это значит «да», так как слов «пожалуйста» и «на здоровье» в корейском языке не существует. Если, к примеру, корейцу от вас что-то нужно, он воспользуется словом «чусейо», что значит буквально «дай мне», и это уже достаточно вежливая форма. Никаких вам «будьте так любезны», «не затруднит ли вас» и прочих хитрых слов здесь нет. Говорить «да» вместо «пожалуйста» тоже не обязательно, достаточно сдержанно кивнуть.
Хоровод вокруг «пионерского» костра.
Йонгари к обеду уже напоминал выжатый лимон и сидел на полу, привалившись к стене. В свободное время, которого он имел совсем не много, Годзилла любил жаловаться на свою работу. Говорил, что устал от детей и от школы, что мечтает быть пекарем, а также хочет выращивать свою собственную пшеницу, непременно экологически чистую, чтобы печь хлеб. Мечтательно закатив глаза, Йонгари рассказывал, как бы он на рассвете замешивал тесто, а потом выпекал свежие булки. Но мы портили всю идиллию, задавая неудобные вопросы, как-то: «Если ты хочешь быть пекарем, почему ничего не печёшь?», или «Как ты будешь вставать на рассвете, если по ночам пьёшь рисовую водку с французами?».
После обеда дети отправились на картофельное поле, которое мы вчетвером за день до этого подготовили к сбору урожая: срезали серпом кусты, сняли пластиковое покрытие, защищающее грядки. Помощники Йонгари выдали школьникам маленькие ручные тяпки, и они бросились штурмовать поле. Собранные ими клубни отвезли в зону древней корейской пароварки самгутгуи, о которой читатель наверняка уже успел забыть, хотя ради неё вся эта история и затевалась. Вымыв картошку в ручье, мы положили её в мешок, который Йонгари загрузил в паровую камеру вместе с ящиком яиц. К этому моменту дрова в самгутгуи уже практически прогорели, так как четыре часа назад яму разжёг трудолюбивый Анис. Куча осела и практически сравнялась с землёй, и можно было звать детей.
Как саму камеру с картошкой и яйцами, так и яму с раскалёнными углями и камнями — всё это обильно забросали соломой и засыпали песком, чтобы огонь не вырывался наружу. И целых полчаса, необходимых для приготовления продуктов, усталый Йонгари тыкал в яму металлическим шестом, а Анис лил в образовавшееся отверстие воду. Образовавшийся в результате пар частично выходил наружу, распугивая школьников, а по большей части шёл в камеру. Дырку засыпали песком и рядом тут же проделывали новую. К тому моменту, как картошка хорошенько пропеклась, дети уже отправились купаться в горной реке, а тушили раскочегарившийся не на шутку самгутгуи мы вместе с французами. Пока школьники, одетые в спасательные жилеты, плескались в ледяной воде, нам дали попробовать готовую картошку. Она оказалась удивительно вкусной и мягкой, с тонким привкусом дыма от сосновых веток, которые положили в камеру вместе с ней. Хотя если учитывать количество времени, потраченного на подготовку ямы, пожалуй, ни одно блюдо не стоит таких усилий. Но сама идея самгутгуи и изощрённый процесс его подготовки являлись отличной иллюстрацией корейского принципа «Если не устал — значит не работал».
С туристическими целями приезжали в Хандеми не только дети, но и взрослые. На наших глазах сотрудники из крупной корейской телекомпании бегали по полю, раскатывая рулон полиэтилена, и присыпали готовые грядки землёй с помощью ручных тяпок. Тут проявилась любовь корейцев к подножному корму: несколько человек принялись копаться в почве и искать какие-то корни, оставшиеся от прошлогоднего урожая. Один немолодой мужчина, очень важный на вид, явно руководитель, нарыл столько корней, что они едва поместились в его кепку. Темп работы был выбран головокружительный: вместо того, чтобы размеренно трудиться, телекомовцы носились со страшной скоростью и набрасывались на грядки, как на врага. Йонгари и Тонкий Сэм выбрали, конечно, самое подходящее время: солнце стояло прямо над головой и палило вовсю. Такой подход позволил им в кратчайшее время утомиться до невозможности, что привело к полнейшему удовлетворению обеих сторон. Примерно через час работы измождённые корейцы бросили тяпки и стали пить рисовое вино макголи, закусывая его традиционной едой — желе из желудей, блинами с полынью и колбасками из рисового теста в остром соусе. Они остались в деревне на ночлег — для этого были построены комфортабельные гостевые домики. Не обошлось, конечно, без барбекю, рисовой водки и караоке. На деревню опустилась ночь, и тишину нарушали лишь пронзительные трели цикад да крики разбушевавшихся телекомовцев.