Их следующей встречи им доведётся ждать десять долгих лет, во время которых место у кормила власти умершего Сталина займёт Хрущёв, а Айку выпадет, совершив головокружительный взлёт на вершину политического Олимпа, стать тридцать четвертым президентом Соединенных штатов. В продолжение всех этих лет, невзирая на углубление враждебности между их странами, Айк и Нина бережно лелеяли своими скудные воспоминания о друг друге. Айк же до сих пор считал, что ему довелось лицезреть женщину-мечту, вылитую из чаши совершенства, и что никакая иная женщина не могла приблизиться к ней, ни Мэйми, ни Энн Уитмен, ни даже его прежняя зазноба, любящая и искушенная Кэй Саммерсби. Он прошерстил картотеки ЦРУ на предмет этой очаровательной натуры, Нины Петровны, супруги Советского председателя, собрал альбом, который наполнил её фотографиями и газетными вырезками, касающимися путешествий её мужа, а пару раз, презрев все меры предосторожности, он даже сумел пообщаться с ней посредством одного верного секретного агента ЦРУ. В июле 1955-го, остро нуждаясь в мирном сосуществовании, он полетел в Женеву.
Встретившись во второй раз на женевской конференции, Айк и Нина поняли, что то чувство, которое десятью годами ранее родилось в них как слепое безрассудное влечение, ныне выросло в зрелую горячую любовь, которая не увянет в них до самого конца жизни. В свои шестьдесят пять Айк был в самом расцвете сил – осанистый воин-победитель, прозорливый руководитель, мужик, который мог отмахнуться от инфаркта как от насморка. Нина, которая на десять лет моложе его, в расцвете женственности, прелестная, плотно сбитая, с мягкой загадочной улыбкой, блуждающей на изящных губках. Применяя уловку, ставившую в тупик разведслужбы своих стран, им удавалось выкроить то десять минут тут, то пол часа там, несмотря на переговоры, застолья, приемы и бесконечные занудные доклады, им удавалось утолить свое желание и благословить свою любовь навеки.
– Если б вы не увидели меня воочию, вы бы представляли, что это какое-то чудовище ростом метров пять с рогами и хвостом, – заявил Айк на банкете в честь советской делегации, сконцентрировав взгляд молодецких голубых глаз на мадам Хрущёвой. Все как один присутствующие, и советские и американцы, грянули непринужденным хохотом и аплодисментами. Лишь Нина Петровна, первая леди Советского союза, сконфуженно потупила взор в свою котлету по-киевски.
Вот почему когда в сентябре 1959-го гигантский советский ТУ-114 со свистом приземлился на авиабазе Эндрюз, я стоял рядом с моим президентом с комом в горле – ведь лишь я один знал, как много значит для него этот советский визит, лишь я один знал, насколько тонок был волосок, на котором висит судьба мира во всем мире. Я мог лишь гадать, какие мысли роились в голове президента в тот миг, когда шасси огромного блестящего авиалайнера коснулись земли. Возможно, он думал о том, что его возлюбленная забыла его, или что дотошное внимание прессы не даст им с ней урвать несколько драгоценных совместных минут, или что ее муж – этот тараноголовый забияка – разнюхал о их связи и вне себя от ярости в клочья разорвал все мирные планы. Приняв во внимание состояние Айка в тот момент, оценив все практически непреодолимые преграды на его пути, нельзя не понять, почему я называю его одним из самых пылких влюбленных всех времен. Ни Ромео, ни Дуглас Фэрбенкс, не превосходили Айка в этом отношении – даже наивный Эдвард Виндзор не дотягивал до него. Во всяком случае Айк ухватился за предоставленную возможность так же рьяно, как пустынный странник бросается к оазису, – тем же вечером он решил добиться свидания, организатором которого был назначен я.
По окончании церемонии приветствия на авиабазе Эндрюc, во время которой Айк мог лишь обменяться с Хрущёвыми молчаливыми улыбками и рукопожатиями, состоялся официальный государственный банкет в Белом доме. В середине банкета, где в числе приглашенных кроме Айка с женой Мейми и четы Хрущёвых были посол Меньшиков, Крисчен Гертер, Дик Никсон и другие, все дамы удалились в Красную комнату попить кофе. В ходе банкета я сначала сидел за столом рядом с Айком, а потом стал ошиваться в коридоре под дверью Красной комнаты. Прежде, чем дамы удалились, Айк успел поцеловать руку мадам Х. и пару минут оживленно поболтать с ней, однако оба они так тщательно скрывали свои эмоции, что кто-угодно решил бы, что они просто чужие друг другу люди, натянувшие на лица маски вежливости. Одному лишь мне было известно, что это не так.