Знаете, что я вам тогда точно отвечу?! Что даже такая временами не солнечная миляга, как моя жизнь, подобная засыпанному остову утлой лодки, давно потерявшей дно – заиленная, зашоренная, зарытая в песок повседневности, где каждая песчинка состоит из мельчайших повседневных обстоятельств и шор, всё ещё способна нести над собою айк – мой вечный заплечный Айк, которому очень не просто обломать и оборвать паруса!
Под таким айком в духовном безветрии не спрятаться… Человек – не кузнечик, который даже под высохшим черенком опалого листика жизни всё равно чувствует себя, как под айком. Ведь человек воистину либо сам кузнечик своего айка, либо уже как с перебитым крылом птица, с перебитым духовными штормами айком, словно опалый листик бесхребетно-согбенной жизни, с самым никудышным опалым листиком, от которого проку уже ни себе, ни кузнечику…
Трудно сказать, когда впервые возникает ощутимость своего айка, его светной воспаленной проекции… Ведь даже у упавшего навзничь айк обычно на полтерции выше чем само пьяно бездыханное тело. И потом, именно айк тащит на себе уставшую колымагу жизни, а не одно только её последствие в виде ужрато-бездыханного тела.
Такое тело не сразу возвращается в туго исковерканную и слабо переносимую реальность, тогда как айк просто не покидает её… Он вырос из этой реальности, и стал навсегда к ней прикасаем. Он, как пресловутая геометрическая точка на поверхности круга, через которую можно провести бездну касательных, но в круге юдоли не замараться…
Вот до чего он велик, значим и толерантен. Ибо сам он из мира, и это он изначально обладает способностью парить над миром, а не биться над своей невостребованностью в беспросветной череде бессолнечных дней, которые по праву опосредованы только скотами, и то в качестве компоста житейского… Только скотами, над которыми их собственные айки подобны пастушьим плетям… Айки у них изворотливо-хлыстоваты, и это они стегают этот скот по ушам, выпоражнивая на них огромные ушаты духовной грязи…Цаб-цабе, цаб-цабе, цаб-цабе… За что их щадить! Они же сами опускают себя в повседневности… Вжик! Вжик! Вжик!.. Родился – удивился: недотёпа, недомерок, недосчастливец, недопаршивец, недо… недо… недо… Степень опущенности в степени НЕДО… Недотрезвый, недоправдивый, недоизворотливый, недотерпимый, недочеловечен… Цаб-цабе, цаб-цабе, цаб-цабе… Вечное НЕДО… Вечное ВЖИК! Вжик!.. Вжик!..
И всё же, ступай в общий строй, Айк, но только с собственной верою. Да вот что ещё… Послушай-ка, Айк, не ищи сразу всех ответов вселенной. Логика ответов обычно приводит разум в тупик новых вопросов. Они взорвут твою мыслящую оболочку и разнесут в межгалактических кавернах безвременья. Выпей-ка просто текилы. Начни с зелёненькой. Только выжатой и отбродившей из ядовито-салатовой мякоти мексиканских кактусов. Пей! Не будь умником. Абдукция так абдукция, похищать в себе себя так похищать, но только чтобы строго по нотам. Там под пончо крышки мозгов всегда пасется маленький пони. Он отнюдь не гиппопотам, но без него происходит через потревоженный гипоталамус полная отключка мозгов. Сколько не выпей, но ты ведь не Ксандр, Айкни твоему гиппопотаму-гипоталамусу, что ему ни за что не выпить море с вечными электромагнитными барашками волн. Они так просто уже не пройдут, отныне они точно знают, что ты уже здесь. Один или с кем-то. Как, например, мы с тобой, Айк. Мы тоже с тобой давно уже здесь. Как и они. Те, которые снаружи, из четвертого измерения.