Это повторялось каждый раз. Стоило ему открыть глаза, старик протягивал ему чашу, Айка обнимала его, ласкала самыми изысканными способами, он погружался в состояние похотливого безумия, и все повторялось снова и снова. Девушка была абсолютно ненасытна, она словно вытягивала из него все силы. Он уже не мог вставать, просто лишенный сил и воли, лежал на шкурах, отдавшись ей, испытывал, неземные наслаждения. Ерошкин потерял счет времени, стал постепенно забывать свою прошлую жизнь, она казалась ему выдуманной туманной фантазией, и даже стал забывать кто он на самом деле. Он ничего не ел, только пил из костяной чаши старика.
Однажды он лежал сверху на девушке, между ее широко разведенных ног, безумно совокупляясь. Погружал глубоко свой член, потом вытаскивал его полностью, едва касаясь влажной поверхности губ и снова с размаху вбивал его, до судорог упираясь ногами, стараясь проникнуть, как можно глубже – с наслаждением слушал громкие стоны девушки. Он целовал ее шею. Но потеряв за эти дни много сил, обессиленный и сломленный он неловко повернулся и излился мимо нее. Айка мгновенно извернулась, резко как разозленная змея и прошипела:
- Ваня, неправильно делать. Ваня все должен отдать Айке. Только Айке слышиш-ш-шь.
Ее прекрасное лицо исказило злобное выражение. Голос потерял былую ласку став резким дребезжащим, как ослабленная струна рояля. На мгновение ему почудилось, что он увидел страшный лик смерти. Девушка быстро наклонилась и, погрузив еще горячий, но уже обмякший член в рот тщательно высосала остатки, сильно сдавив горло Ерошкина, едва не придушив его и пресекая любое его сопротивление. Ерошкин свернулся узлом от нахлынувшего болезненного удовольствия. И как было до этого, погрузился в темный сон.
Он очнулся от холода.
Открыл глаза, в веже было темно, лишь только яркий свет Луны проникал сквозь отверстие для дыма в верхней части вежи и одинокий уголек еще теплился в остатках костра. Стены вежи покрывал тонкий искрящийся слой инея. Было очень холодно и очень хотелось пить. Ерошкин потянулся за небольшим обледенелым котелком, в котором поблескивала студёная вода. Поднять его он не смог, не было сил, нагнулся как зверь на водопое, приложив дрожащие губы к краю, но тотчас изумленно отпрянул. В отражение на него смотрело постаревшее лицо, в котором он с большим трудом узнал себя. Седые спутанные волосы, сморщенная кожа со старческими пигментными пятнами, большие мешки под глазами и тусклые глаза, поддернутые мутной пленкой. Изумленный Ерошкин дрожа, от холода, потянул на себя оленью шкуру, стараясь закрыть свое продрогшее до костей тело. Из под шкуры показалась сухая нога с суставами обезображенными артритом. Он полностью стянул ее и обомлел от ужаса, перед ним лежала безобразная старуха. Она медленно поднялась в ответ, иссохшие груди в черных крапинках похожие на сморщенные вяленые груши висели, спадая на безобразный ввалившийся живот, выпирающий в паху свисшим мешком. Выворотные тазобедренные суставы, худые ноги и обвисшая кожа, как крылья летучей мыши на плечевых костях. Страшное сморщенное лицо обрамляли редкие, длинные седые волосы. В черных провалах глазниц краснели слезящиеся глазные белки. Она протянула к нему худые руки с длинными и острыми как у чайки ногтями. Открыла беззубый рот и просипела:
- Айка очень любить Ваню.
Обессиленный Ерошкин в страхе пытался ползти, но лишь бесполезно сучил ногами по обледенелым шкурам. Ворс ветхих шкур ссыпался от его движений, собираясь в кучки праха. От ужаса он не мог даже кричать, боязнь сковала мышцы горла. За спиной безобразной старухи, из темноты тени, словно из преисподней, проявилось лицо старика. Он швырнул в костер сухую траву на едва тлеющие угли. Огонь ярко вспыхнул, ослепив несчастного врача, и горячие волны заполнили пространство вежи. Когда же зрение восстановилось, перед Ерошкиным извивалась всем телом прекрасная девушка Айка. От старухи не осталось и следа. Рисунки на стенах снова плясали в колдовском танце. Старик тянул ему в дрожащих руках костяную чашу.
- Ваня пей, - скрипел он своим противным голосом.
- Нет-т-т… - едва находя в себе силы, прошептал Ерошкин.
Но старик ловко ухватил его за затылок и силой влил жидкость в рот.
Тело ожгло растекающимися волнами огня по всему телу.
Девушка склонилась над его пенисом, заглатывая, вводила его себе глубоко в горло, горячие слюни капали, стекая по подрагивающему стволу. Несчастный земский врач понял остатками своей сломленной воли, что это конец. Но тревожные мысли унеслись, уступив место похоти и сладострастию.