***
Когда град каменных осколков стихает, я обнаруживаю себя у покосившейся стены. В ушах вибрирует тишина. В бок впивается плохо закреплённый Игольник. Секунда уходит на то, чтобы вспомнить где я и кто я. Другая, на то чтобы потешить себя иллюзиями, что можно лежать свернувшись калачиком и ничего не делать.
Может, то что прорвалось с Изнанки сожрет Экрю и Роза, а потом тихонечко сдохнет на подходе к третьему этажу?
Надежды не оправдываются.
Достаю оружие, на ощупь пересчитываю снаряды. Дротики целы, а вот с парализующими ампулами проблема. Три из пяти разбиты. Синяя жидкость стекает по талии на бедро. Кожа там онемела и потеряла чувствительность. И это охрененно плохо. В остальном я в порядке. Шишка на голове и несколько ссадин. Ничего такого, что может принести необратимые последствия.
Встаю и закашливаюсь в приступе спазма: слабые легкие не приспособлены к каменной пыли.
- Роз! Лейтенант Экрю!
Воздух окрашен серым крошевом стен. Видимость нулевая. Обоняние страдает из-за въевшийся в воздух хрустальной пыльцы, но я почти уверена, что чувствую кровь.
Прикрываю глаза и вспоминаю.
«С левой стороны лаборатория», — сказал человек.
Меня прошибает пот. Значит справа Янтарная комната. Если разрушенная стена – не последствие взорвавшегося газопровода, которого в бункере попросту нет, значит монстр пришел оттуда. А это уже не прорыв с Изнанки.
Янтарная комната… Я видела ее один раз. Человек с седыми волосами, хриплым, пропитанным дымом голосом и потрепанной курткой, мой дядя, показывал ее незадолго до того, как его дух утратил плоть.
Наш разговор был краток. Срок жизни ныне покойного рейт-маршала утекал быстрее, чем вода сквозь прорванную платину, времени на долгую беседу не оставалось. Он повел меня вниз. Он знал, что замену не пришлют и я останусь в одиночестве на долгие годы. Он хотел, чтобы я знала все о том, с чем буду иметь дело. Он хотел, чтобы я оставалось той, кем он меня считал.
- Янтарь – это смола, окаменевшая много миллионов лет назад. Но то, - сказал он, постукивая пальцем по яркому как полуденное солнце камешку, - не обычная смола. Она оттуда. – Указал он куда-то в пустоту. – С Изнанки.
Янтарные капли были везде. Их соцветия обволакивали утопающие в стенах кристаллы. Их свет резал глаза.
- У нас в смоле ученые находили разных древних букашек, застывших в ней давным-давно. – Продолжал он, осипшим голосом. – А там, там в смоле застревало совсем другое. Хотя, застревало, это не то слово. Сама понимаешь.
Я понимала. Его речь была проста, без изысков. Но осознать сказанного не могла. Как драгоценная стекляшка из сока дерева, могла сдерживать что-то столь мощное?
- Их заперли, потому что они были слишком опасны даже для своих.
- Во! – согласился дядя. – Тюрьма, значится. Это как тысяча тюремных клеток. Только вот эти вот самые опасные. Их даже держат с этой стороны, потому что с той опасно. А здесь они слабее. Наш воздух для них отравлен, а дневной свет плавит кожу. Они же не кимпуруши, не приспособлены к такому. Здесь нет для них пищи. На острове нет ничего живого, кроме нас. Если кто-то и выберется, безумие уничтожит его прежде, чем оно успеет покинуть лабиринты бункера. Они так долго томятся в плену, что теряют разум. Им не выбраться ни по суши, ни по воздуху, ни по воде, - заходится в кашле глава бункера.
- Что если артефактор откроет Поворот прямо здесь?
- Хрустальный остров – частная собственность «ЛинКорп». Сюда ведет только один Поворот и он строго засекречен. Проходит там наверху, метрах в двухстах от башни. Предоставить доступ может исключительно Леонел Сендара. Он клялся, что не допустит к делу кого-то, чей уровень выше артефактора. Ему можно доверять, Айджилабель, - добавляет он.
- Айла, - напоминаю я, но тут же жалею об этом.
Блеклые, потухшие глаза дяди наполняются влагой. Его разум – изъеденное молью полотно. Тело – истлевший клочок бумаги. Он одной ногой на пороге исчезновения. Его душа хочет покоя, а не правды. Он готов обманываться. Таков его выбор. Я принимаю его.