Приходит досада. Сдерживающий знак мне незнаком, а человеческое тело не способно различить весь спектр колдовских запахов. Я впечатываю в память цепочку изогнутых линий. Если мир проявит милосердие, однажды я выясню его значение.
Скрежет ножа отвлекает. Вскидываю голову. Инстинкт срабатывает быстрее, чем я успеваю подумать. Я бросаюсь на Экрю. Ловлю вспышку недоумения, когда нож, которым секунду назад мужчина ковырял бетон, отскакивает от истершихся плит.
- Сдурели? – рычит он, отшвыривая меня на пол. – Это всего лишь один камушек. Вам-то уже все равно!
Успеваю сгруппироваться и спасаю себя от дополнительного набора ссадин и ушибов.
Стену подле двери сотрясает удар.
- В своем уме? – парирую я. – Хотите еще одного монстра?
- О чем вы? – щурится человек. Блики янтаря играют на гранях револьвера в его руке. – Монстр здесь вместо охраны?
- Я здесь вместо охраны! – Срываюсь я. Близость янтаря и смерти разрывает первый щит на части – Как вы, люди, вообще выживаете с короткой памятью и забитыми инстинктами. Монстр сбежал из этой комнаты! – Тыкаю пальцем в пустой провал. – Как по-вашему, откуда?!
Мужчина смотрит на меня долгие семь секунд, за которые мое сердце уходит в пятки. Если он вскинет револьвер и начнет палить, я едва ли успею сменить хотя бы часть плоти. А скорость, что способна соревноваться с движением пули, в последствии приведет нетренированные мышцы в негодность.
Наконец Экрю нарушает молчание.
- Это наркота, - выдает он. Цвет его глаз остается неизменным. Экрю – человек без каких-либо примесей, но изменения, которые я наблюдаю, один в один, что у кимпуруш, меняющих одну свою личину на другую. – Не Сандара забрал камень, а вы. Я прав, мэм? Ваши странности связаны с этим? Действительно, зачем возвращаться на материк, если вы живете в маленьком замке из Огненных слез и вечного волшебства.
- Вы меня слушали? – злюсь я. Стены трясутся, напоминая, что время – ограниченный ресурс. – Какая наркота? Какие слезы?
Мужчина не обращает внимания на слова. Отходит назад и облокачивается спиной о стену, едва не вызывая у меня острый недостаток кровоснабжения сердца.
- Я служил в аэрогвардии Астары, - внезапно говорит он. – До всего этого. До того, как грянула очередная катастрофа и парламент ввел полный запрет на все технологии категории «С». Я летал на «стальных птицах». Знаете, что это мэм? Конечно нет, вы еще тогда не родились. Вы не видели Астару правильной. Без дыма промышленных зон, без грязи и копоти окраин, без плотоядного тумана, тянущегося из проплешин Изнанки, без едкого запаха алхимических лавок, что нынче на каждом углу пытаются втюхать паленые брэнды корпараций за полцены. Вы не видели ее до наступления Белой ночи. А я-то помню те времена. И то, что случилось после.
Страшное было время. Время, когда самый тусклый луч света пугал больше, чем брониглоты или кимпуруши в полной боевой трансформации. Первым делом закрыли воздушные зоны. Нас расформировали по разным частям и отправили на разведку. Я был в первой волне. Меня бросили на задание в компании зеленых сопляков, едва научившихся различать, с какой стороны стреляет ружье. Мы отлавливали мелких падальщиков по закоулкам, бесстрашно блуждая в светящемся тумане, думая, что тот - причуда алхимических опытов или колдунских экспериментов.
Что нас вышвырнуло на Изнанку мы поняли не сразу. Хруст выжженного песка под ногами мало кого интересовал во время погони за очередной скалящейся тварюшкой. Когда крики азарта сменились криками боли и ужаса, отступать было поздно. Туман застилал глаза и путал ориентиры. Компасы взбесились, а единственные артефактор сгинул первым.
Никто ничего не видел. Мы пропадали по одному. Крики, и последующее за ними чавканье, прорезали воздух, позволяя воображению самому дополнять картину. Неизвестная тварь съедала людей заживо, оставляя после себя разорванные куски и торчащие кости. С теми, кого ранили шальные пули, оно расправлялось с особым садистским размахом.
Мы не могли бежать от него прочь. Уйти от прорыва было таким же самоубийством, как и оставаться на месте.
Я видел то существо мельком. Оно не было похоже ни на что из того, что демонстрировали в бестиарии. С кисточками на ушах, покрытое белым мехом, размерами с паровую карету, зубами с ладонь и клыками, выпирающими на добрый локоть. Этакая помесь медведя и рыси.